Хотя она находилась спиной к свету и я не могла разглядеть ее лица, я почувствовала, как выражение его стало другим.
— Это доктор хотел, чтобы у нас был мальчик. В течение последних четырех лет… после рождения мальчика я так и не смогла оправиться, и все время болела.
Чувства мои были обострены. Хотя я и была озабочена решением собственных проблем, но все же я ощутила, как она страдала. Что-то связывало нас, хотя я и не могла до конца понять — что, но она-то это прекрасно понимала. Однако не знала, замечаю ли это я. Это было странное ощущение. Мне уже пришло в голову, что это плод игры моего воображения. Но я тут же отбросила эту мысль.
Я оставалась сама собой — практичной женщиной, стоящей обеими ногами на земле. «Никто, — яростно твердила я про себя, даже слишком яростно, — не докажет мне, что я схожу с ума»!
Ее руки покорно лежали на шерстяной шали.
Она горько усмехнулась:
— Больше попыток уже не было…
Наш разговор не клеился. Я уже жалела, что не осталась в этой безликой приемной ждать возвращения доктора.
Она попыталась завязать разговор опять.
— Я была очень расстроена, когда услышала о вашей трагедии.
— Я вам очень признательна.
— Габриел был таким приятным человеком!.. Трудно поверить…
— Невозможно поверить в то, что они говорят о нем! — горько воскликнула я.
— А, я рада, что вы в это не верите. Почему же вы не поехали домой, к своей семье… чтобы там родить ребенка?
Я была удивлена, у нее даже щеки чуть порозовели и слегка задрожали руки. Что-то волновало ее, и, я думаю, она колебалась, говорить ли мне об этом. Но я должна была быть осмотрительной. В отчаянии я подумала: «Что же, мне теперь всегда придется быть осмотрительной?!»
— Если у меня будет мальчик, он станет наследником Ревелз, — медленно произнесла я. — По традиции ребенок должен родиться здесь.
Она откинулась и закрыла глаза. У нее был такой больной вид, что мне показалось, что ей плохо; я поднялась, чтобы позвонить в колокольчик, но в эту минуту как раз вошла Дамарис.
— Мама! — крикнула она, и я не узнала ее лица — с него слетела маска безразличия. Она сейчас выглядела еще моложе — хорошенькая бойкая девочка. Мне стало ясно, что она обожает больную мать. Когда ее взгляд упал на меня — лицо ее изменилось. — Но миссис Рокуэлл! Что вы?.. Как?..
— Я зашла к доктору, — объяснила я. — И так как надо было подождать, я решила воспользоваться возможностью повидаться с вашей матерью.
— Но…
— Простите, я сделала что-нибудь не то? Вам нельзя принимать посетителей?
— Это из-за ее здоровья, — сказала Дамарис. — Мой отец очень бережет ее.
— Он боится, что посетители чересчур взволнуют ее… или что-нибудь еще?
— Да. Дело как раз в этом. Ей нужен покой. — Дамарис подошла к матери и положила руку ей на лоб.
— Все в порядке, дорогая, — еле слышно произнесла миссис Смит.
— Мама, у тебя голова горячая.
— Мне, наверно, лучше уйти? — спросила я.
— Нет-нет, не уходите, — быстро ответила миссис Смит, но Дамарис в сомнении смотрела на нее. — Садись, Дамарис, — продолжала она и, обернувшись ко мне, добавила: — Моя дочь так переживает из-за меня!..
— И доктор, наверно, тоже, — заметила я.
— О да, конечно! — поспешила заверить меня Дамарис.
— Я представляю себе. Ведь он со своими пациентами так добр. Куда бы я ни пошла — все хвалят его.
Миссис Смит лежала на подушке с закрытыми глазами, и Дамарис сказала:
— Да, это действительно так. Они очень полагаются на него.
— Я надеюсь, он скоро придет.
— Я уверена, что он поспешил бы домой, если бы знал, что вы ждете его здесь.
Дамарис присела возле матери и начала рассказывать. Я никогда еще не слышала, чтобы она так много говорила. Она рассказала о нашей поездке в Несборо и о наступающих рождественских праздниках, о благотворительной распродаже и других церковных делах.
За этим доктор и застал нас.
Я услышала его шаги на лестнице, и дверь распахнулась. Он улыбался, но это была совсем не та улыбка, которую я привыкла видеть на его лице. Я поняла, что он очень обеспокоен. Таким я его никогда не видела.
— Миссис Рокуэлл, — воскликнул он. — Вот это сюрприз!
— Я решила познакомиться с миссис Смит, пока ждала вас.
Он взял меня за руку и несколько секунд крепко держал ее. У меня было впечатление, что он хочет успокоиться. Затем он подошел к кушетке, где лежала его жена, и положил руку ей на лоб.