— Прошу вас, скажите мне. Мне не хотелось бы оставаться в неведении.
— Кэтрин, у вас хватит мужества, чтобы перенести то, что я вам скажу?
— Разумеется, я достаточно сильный человек. Единственное, чего я не выношу — это вранья, лжи… и тайн. Я собираюсь выяснить, кто проделывает со мной все эти вещи.
— Я хочу помочь вам, Кэтрин.
— Тогда скажите, в чем дело?
Он все еще колебался. Потом сказал:
— Вы должны понять, что я говорю это вам только потому, что хочу убедить вас в необходимости прислушиваться к моим советам.
— Я прислушаюсь к вашим советам… только скажите мне.
Он все еще молчал, как бы подыскивая нужные слова.
Потом сразу торопливо заговорил.
— Кэтрин, вы уже знаете, что в течение нескольких лет я посещаю Уорстуисл, это вошло в привычку.
— Да, да.
— И вы знаете, что такое Уорстуисл.
— Разумеется, знаю.
— Мне там очень доверяют. И у меня есть доступ к медицинским картам пациентов. Я ведь врач…
— Это естественно, — прервала я.
— В этом заведении находится ваш близкий родственник, Кэтрин. Я не думаю, что вы знаете об этом… вернее, я уверен даже, что вы не знаете. Ваша мать является пациенткой Уорстуисл уже в течение семнадцати лет.
Я в изумлении уставилась на него. Потом мне показалось, что стены комнаты вот-вот обрушатся на меня. В висках у меня застучало, показалось, что вся эта комната, включая письменный стол со складной крышкой и человека с ласковыми глазами, сидящего передо мной, растворяются… и вот уже вместо этого я увидела перед собой мрачный темный дом, который казался таким не потому, что там были опущены все жалюзи, а потому, что над ним всегда тяготела трагическая атмосфера. Я услышала голос в ночи: «Кэти, вернись ко мне, Кэти!» — и живо представила себе своего отца, постоянно живущего с ощущением случившегося несчастья. Вот он каждый месяц уезжает куда-то и возвращается домой подавленным, мрачным, печальным…
— Да, — продолжал доктор, — к сожалению, так оно и есть. Я не знаком с вашим отцом, но мне рассказывали, что он очень предан своей жене и регулярно навещает ее в этом заведении. Иногда, Кэтрин, она узнает его. У нее есть кукла. Временами она понимает, что это всего лишь кукла, а иногда она думает, что это ее ребенок — вы, Кэтрин… Там, в Уорстуисл для нее делается все возможное… но она уже никогда оттуда не выйдет. Теперь вы понимаете, Кэтрин, что я имею в виду. Иногда это передается, Кэтрин! Но вы не должны быть такой убитой! Я же говорю вам, что мы позаботимся о вас… поможем вам. Я так хочу этого! Я все это рассказал вам только для того, чтобы вы доверились мне. Верьте же мне, Кэтрин!
Я закрыла руками лицо и про себя молилась. Это был крик души: «Господи! Пусть все это будет дурным сном! Пусть это будет неправдой!»
Он поднялся, подошел ко мне и обнял за плечи.
— Мы справимся с этим, Кэтрин, — сказал он. — Мы будем бороться вместе!
Возможно, меня привело в чувство слово «бороться». Ведь мне всю жизнь приходилось бороться за то, чего мне хотелось достичь. Я вспомнила про видение в моей комнате, задернутые занавески у кровати. Кто же их задернул? Потом сквозняк из двери. Нет, я не могла поверить, что все это было плодом моего воображения.
Он почувствовал перемену в моем настроении.
— Это было видение, Кэтрин, — сказал он. — Вы мне не верите?
Мой голос звучал уже твердо, когда я ответила:
— Я уверена в одном — кто-то хочет причинить вред мне и моему ребенку.
— И вы думаете, что у меня хватило бы подлости выдумать эту историю о вашей матери?
Я не отвечала. Конечно, должно быть какое-то объяснение постоянным отлучкам отца. Да и как он мог узнать об этом? И все же… меня всегда уверяли, что она умерла.
Предположим даже, что это правда — моя мать находится в этом заведении. Но то, что поврежден мой рассудок — это неправда. Я всегда была спокойной и уравновешенной. У меня никогда не было признаков истерии. Даже теперь, когда на меня обрушился весь этот ужас, я думаю, я была настолько спокойна, насколько мог быть любой нормальный человек, оказавшийся на моем месте.
Я была, как и раньше, убеждена, что, каково бы ни было состояние моей матери, я не унаследовала ее безумие.
— О, Кэтрин, — сказал он. — Я восхищаюсь вами. Вы — сильная натура. У меня есть все основания полагать, что мы преодолеем все это. Поверьте мне: то, что ваша мать, Кэтрин Кордер, уже семнадцать лет находится в Уорстуисл— это правда. Вы должны поверить мне, ведь вы сами понимаете, что я не стал бы рассказывать вам об этом, если бы не был до конца уверен. Но вы не верите, что могли унаследовать от нее хоть толику ее безумия? Вот это-то нам и поможет. Мы справимся.