Я посмотрела ему прямо в лицо и твердо сказала:
— Меня ничто не сможет убедить, что мне померещились все эти события, которые произошли со мной после моего приезда в Ревелз.
Он кивнул.
— Ну хорошо, моя дорогая, — сказал он, — тогда необходимо узнать, кто же стоит за всем этим? Вы кого-нибудь подозреваете?
— Я узнала, что на празднике, который был пять лет назад, у нескольких людей была монашеская одежда. У Люка и у Саймона Редверза, например. А оба они косвенные наследники Ревелз.
Он кивнул.
— Если кто-то действительно старается преднамеренно причинить вам вред… — пробормотал он.
— Ну конечно, старается! — горячо воскликнула я.
— Кэтрин, вас измучили все эти переживания! Мне бы хотелось, чтобы вы пошли домой и отдохнули.
Я почувствовала, что действительно устала, и сказала:
— Да, я хотела бы сейчас оказаться дома, в своей комнате… одной, чтобы отдохнуть и подумать обо всем.
— Я бы отвез вас, но меня ждет еще один пациент.
— Я не хочу, чтобы знали о том, что я была у вас. Я хочу пройтись до дома пешком и войти… как будто ничего необычного не произошло.
— И вы ничего не расскажете им обо всем этом?
— Пока — нет. Я хочу подумать.
— Вы очень мужественны, Кэтрин.
— Хотела бы я быть умнее!
— Вы и так умница. Я хочу попросить вас об одолжении. Вы не против?
— А в чем дело?
— Вы позволите Дамарис проводить вас домой?
— В этом нет необходимости.
— Но вы же обещали прислушиваться к моим советам, а эта новость о вашей матери — для вас такой удар! Пожалуйста, Кэтрин, сделайте, как я говорю.
— Ну хорошо, если Дамарис не возражает…
— Конечно, нет, она будет очень рада. Подождите здесь, я схожу за ней. И еще я хочу налить вам капельку бренди. Пожалуйста, не возражайте. Это пойдет вам на пользу.
Он сходил в свой кабинет и принес две рюмки. Одну он наполнил наполовину и подал ее мне. Вторую он налил для себя.
Он поднял рюмку и улыбнулся мне, глядя поверх ее.
— Кэтрин, — сказал он, — вы сумеете пройти через все это. Доверьтесь мне. Если вы узнаете что-то, что кажется вам важным, рассказывайте мне. Теперь вы знаете, как я хочу помочь вам!
— Благодарю вас. Но я не могу выпить все это.
— Ничего. Вы немного выпили. Это придаст вам силы. Я пойду найду Дамарис.
Он ушел, и я не помню точно, сколько я пробыла одна. Я продолжала прокручивать в своем мозгу сложившуюся ситуацию. Отец уезжал из Глен Хаус и возвращался только на следующий день. Он, наверно, оставался на ночь где-нибудь недалеко от этого заведения… Может быть, после такого визита ему необходимо было взять себя в руки и успокоиться, прежде чем возвращаться домой. Так вот в чем была причина постоянной мрачной атмосферы в нашем доме!.. И вот почему мне всегда хотелось вырваться оттуда. Он должен был предупредить меня, подготовить. А может быть, и лучше, что я ничего не знала. И лучше, если бы никогда не узнала…
В комнату вошли Дамарис с отцом. На ней было пальто из плотной ткани с меховым воротником, и руки она спрятала в муфту. У нее был угрюмый вид, она явно не хотела провожать меня, поэтому я тут же стала уверять их, что мне не нужны провожатые.
Но доктор твердо сказал:
— Дамарис надо прогуляться.
Он улыбнулся мне, как будто ничего не случилось, и своими откровениями он только что не поколебал мою веру в себя.
— Вы готовы? — спросила Дамарис.
— Да, я готова.
Доктор с серьезным видом пожал мне руку. Потом сказал, что сегодня вечером мне следует принять снотворное, потому что я плохо сплю. Таким образом, Дамарис могла понять, что это послужило причиной моего визита к нему. Я взяла из его рук пузырек с лекарством и опустила его во внутренний карман плаща. Итак, мы с Дамарис вышли на улицу.
— Как холодно! — заметила она. — Может быть, еще хоть немного постоит безветренная погода.
Я шла как во сне. Даже не замечала, где мы идем. Мысли мои возвращались к тому, что рассказал мне доктор. И чем больше я думала об этом, тем более вероятным мне это казалось.
Мы остановились в укрытии дерева. Дамарис сказала, что ей попал камешек в ботинок и давит. Она присела на поваленное дерево, сняла ботинок, потрясла его и снова надела; застегивая пуговицы на ботинке, она даже покраснела.
Мы пошли дальше, но ей все еще что-то мешало в ботинке. Она села на траву и проделала все заново.
— Какой-то малюсенький камешек, — сказала она. — Вот он, наверное. — И она, замахнувшись, выбросила его. — Просто удивительно, как такая крошка может причинять столько неудобств. Ах, боже, мой, теперь опять эти пуговицы.