В Ревелз мне некого было попросить о такой услуге — значит, надо было ехать к Хагар.
Приняв ванну и одевшись, я немедля отправилась в Келли Гранж.
Я приехала туда около половины одиннадцатого и сразу пошла к Хагар и выложила ей все, что сказал мне доктор.
Она серьезно выслушала меня и, когда я закончила, сказала:
— Саймон отвезет тебя в это заведение немедленно. Я думаю, начинать надо с этого.
Она позвонила в колокольчик, чтобы пришла Досон, и велела прислать к нам Саймона незамедлительно. Вспомнив о своих подозрениях относительно Саймона, я немного взволновалась, но я понимала, что мне надо попасть в Уорстуисл, даже если это было связано с риском. Как только он вошел в комнату, все мои подозрения улетучились, и мне стало стыдно, что я могла так подумать о нем. Одно его присутствие действовало на меня успокаивающе.
Хагар рассказала ему обо всем, что случилось. У него был удивленный вид, и, подумав, он сказал:
— Ну что ж, лучше сразу съездить в Уорстуисл.
— Я пошлю кого-нибудь в Ревелз, чтобы они передали, что ты завтракаешь со мной, — сказала Хагар. Я была ей признательна за то, что она подумала об этом — ведь если бы я не появилась там вовремя, это вызвало бы у них ненужное любопытство.
Спустя пятнадцать минут мы уже ехали по дороге в Уорстуисл. Саймон правил двуколкой, а я сидела рядом с ним. По дороге мы почти не разговаривали, и я была благодарна ему за то, что он проникся моим настроением. Я не могла думать ни о чем, кроме предстоящего разговора, который так много значил для меня. Мне снова и снова вспоминалось, как отец отлучался из дома. Печаль как бы следовала за ним по пятам. Все это наводило на мысль, что то, что рассказал мне доктор — правда.
Мы приехали в Уорстуисл около полудня. Это было серое каменное здание, которое, как мне показалось, очень походило на тюрьму. «Да это и есть тюрьма, — говорила я себе, — каменный мешок, в котором несчастные проводили остаток своей жизни в полуреальном мире. Неужели среди этих мучеников и моя мать? Неужели кто-то готовил заговор, чтобы запереть и меня в этих стенах? Я приложу все силы, чтобы сорвать их планы…»
Дом был окружен высокой стеной, и, когда мы подъехали к тяжелым чугунным воротам, из домика у ворот вышел привратник и спросил, что нас привело сюда. Саймон авторитетно заявил, что хотел бы встретиться с главой этого учреждения.
— У вас с ним назначена встреча, сэр?
— Это чрезвычайно важное дело, — ответил Саймон и бросил ему монету.
То ли деньги, то ли манеры Саймона подействовали — сказать трудно, но нам открыли ворота, и по дорожке, посыпанной гравием, мы подъехали к крыльцу.
— Передайте вашему начальнику, что мы хотим видеть его по очень срочному делу.
И опять я с удовольствием отметила, что благодаря властной, высокомерной манере его просьба была выполнена мгновенно.
Нас провели через крыльцо, в вымощенный камнем холл, в центре которого пылал очаг. Но этого было недостаточно, чтобы согреть помещение, и я почувствовала, как здесь холодно. Это скорее было не физическое ощущение холода, а душевное состояние, которое леденило мне душу.
Я дрожала. Саймон, должно быть, заметив это, взял меня под руку, и меня успокоил этот жест.
— Пожалуйста, посидите здесь, сэр, — сказал привратник. Он открыл дверь справа от нас, там виднелась комната с высоким потолком и побеленными стенами, где стоял тяжелый стол и несколько стульев. — Ваше имя, сэр?
— Это миссис Рокуэлл из Керкленд Ревелз, а я — мистер Редверз.
— Вы говорите, у вас была назначена встреча, сэр?
— Я этого не говорил.
— Обычно у нас договариваются заранее, сэр.
— У нас мало времени, и, как я уже сказал, у нас срочное дело. Будьте добры, идите и доложите о нас своему начальнику.
Привратник ушел, и, когда мы остались вдвоем, Саймон улыбнулся мне.
— Можно подумать, что мы пытаемся получить аудиенцию у королевы. — В лице у него появилась такая нежность, с которой он обычно относился разве что только к Хагар.
— Не унывайте, — мягко сказал он. — Даже если это правда, то это еще не конец света, так ведь?
— Как я рада, что вы поехали со мной. — Я не собиралась этого говорить, но слова вылетели сами собой.
Он взял меня за руку и крепко сжал ее. Этот жест означал, что мы с ним не какие-нибудь глупцы, склонные к истерике, и следовательно, сможем спокойно во всем разобраться.
Я отошла от него подальше, потому что боялась выдать свои чувства. Я подошла к окну и посмотрела на улицу, думая о тех людях, что содержатся здесь. Это был их маленький мирок. Они смотрели из окна на эти сады, за ними виднелись торфяники — если вообще им разрешали смотреть в окно — вот и все, что они знали о жизни за стенами этого дома. Некоторые из них проводили здесь долгие годы… семнадцать лет! А может быть, их вообще держат взаперти, и они не видят ни этих садов, ни вересковой пустоши?..