Но потом накатила злоба, ошпарив, словно кипятком. Значит, та тварь всё-таки смогла дозвониться! Настырная дрянь, шалава!
Алина не знала ничего о той девушке, но чувствовала нутром, что здесь замешан не только родственный интерес. Это она, сука с фотографии. Со стеклянными глазами красивой куклы. Блеющая овца решила не опускать руки после одного неудачного разговора!
Дрянь… Алина сжала пальцы, вдавив в мягкую ладонь острые ногти в форме пик. Расколотить бы фото. Но этим она себе не поможет.
В голове у Алины крутилась только одна мысль. Сука нацелилась увести из семьи её мужа!
От злости она не расслышала, что говорил муж.
— Ты меня слушаешь? — резко спросил он.
— Извини. Я была в подвале. Ты же знаешь, что здесь у нас почти не ловит… — как можно ласковее сказала Алина. — Теперь слышу. Повтори, пожалуйста.
— У тебя же есть маленькая сумочка? — спросил муж.
— Конечно, есть, милый.
— Клатч, да? Кажется, так их называют. Как ты думаешь, Алина, много ли поместится в этот клатч? — заботливо спросил супруг.
— Не знаю, милый.
— А ты подумай. Что ты обычно туда запихиваешь?
Алина не понимала, к чему клонит муж. Но злить его не хотелось. Поэтому она послушно ответила:
— Кошелёк, телефон, ключи, может быть, помаду, зеркальце и салфетки.
— О, как много! — усмехнулся Владимир. — Но ты забыла кое-что ещё.
— Да?
— Да. Туда поместится твой паспорт. Ну, поместится же, правда?
— Правда, — едва дыша, ответила Алина.
— Так вот, послушай меня. Не решай за меня мои семейные проблемы и вопросы. Не решай за меня, с кем мне стоит говорить. Нечем заняться? Пиздуй в салон красоты или в спортзал, сиди с подругой в кафе, обсуждая всякую хуйню. Но не трогай мою семью.
— Я…
— Я запрещаю тебе даже мысленно тявкать на моих близких.
— Милый, я же не знала…
— Заткнись. Можешь не корчить из себя особу недалёкого ума. Я знаю, что ты не такая.
— Вова… — голос почему-то сильно дрожал.
Муж впервые разговаривал с ней таким тоном, и ей было не до шуток.
— Ты меня слушаешь?
— Да.
— Хорошо. Надеюсь, что ты меня поняла. Иначе ты вылетишь из моего дома с одним клатчем, в котором будет лежать не всё то дерьмо, что ты перечислила. Нет. Там будет лежать только твой паспорт и салфетки. Нужно же будет чем-то сопли подтирать.
— Прости, я не знала, что для тебя это так важно, — еле выдавила из себя Алина.
— И ещё одно. Чтобы тебе лучше понималось. Я запрещаю тебе брать машину.
Алина задохнулась. Машина была оформлена на мужа, Алина ездила по доверенности.
— Но как же…
— Ногами. А ещё есть общественный транспорт и такси эконом класса.
Муж отключился, даже не попрощавшись.
Алина без сил опустилась на кресло, моргая и глядя перед собой. Так холодно муж не разговаривал с ней ни разу.
«Не трогай мою семью…»— гремели слова мужа в её ушах.
Кажется, Янина говорила что-то о ребёнке. От шока Алина не сразу смогла вспомнить, как именно говорила эта дрянь. Но потом вспомнила.
«Позвольте мне услышать Владимира? Мне очень нужна его помощь… Это касается ребёнка!»— так сказала Янина.
«Не трогай мою семью…»
«Это касается ребёнка!»
Чёрт!.. Алина подскочила, как ужаленная. Речь шла о ребёнке Владимира? Об их общем ребёнке?
Алина закружила по дому. О ребёнке она слышала впервые. О Янине она не знала ничего…
«Сука. Дрянь. Если это ребёнок Владимира, то понятна его реакция… Продуманная тварь!» — со злобой думала Алина, ненавидя на расстоянии и саму Янину, и её ребёнка. Сразу двоих.
Алина налила себе большой бокал вина и залпом осушила половину. Надо узнать больше об этой Янине. Что она из себя представляет?
К счастью, Алина была в очень хороших отношениях с мамой Владимира. Недолго думая, она позвонила свекрови.
Глава 70. Янина
Я намеренно выкручиваю вентиль в ванной на полную мощность, чтобы не слышать даже отголосков разговора Владимира со своей женой.
«Жена. У него есть жена!» — повторяю я, прислоняясь лбом к кафелю стены.
Владимир женился. Не вечность же ему было ждать меня.
Теперь у него есть жена и семья, которую он считает неполной без ребёнка.
Но ребёнка он хочет получить от меня. Забрать, изъять. Вернуть хлёсткий удар.
Колесо жизни сделало свой оборот, и теперь настал мой черёд изнывать от тоски и желания.
Просто теперь, когда во мне не осталось ни капли прошлой скорби и собственной слепоты перед очевидным, мне жутко хочется быть рядом с Володей.
Поздновато проснулась, девочка.
Володе нужен недостающий элемент — и только. Сделка есть сделка. Всё остальное? Не знаю. Иногда он держит меня в объятиях нежно и бережно, сводя с ума ласковыми словами. Иногда бьёт наотмашь, стремясь сделать как можно больнее.
Я много времени провожу в душе, с опаской выключая его. Кажется, Володя больше не разговаривает по телефону. У него серьёзный и сосредоточенный вид. Раздаётся ещё один звонок, но на этот раз уже звонят с его работы.
Стараюсь не думать о браке Володи, но теперь не получается не смотреть слишком часто на обручальное кольцо на его безымянном пальце.
Снова я оказываюсь в двусмысленной ситуации рядом с Володей. В прошлом он стал моим любовником. Сейчас я примеряю на себя этот жутко неудобный и тесный костюм.
Во рту разливается кислый привкус. Каждое прикосновение и жест кажутся незаконно присвоенными. Но вопреки всему хочется взять ещё.
Снова звонит мама. Я с ней так толком и не поговорила, потому что была в это время в больнице. Я просто сказала, что Илюшу увезли в областное ожоговое — и всё.
— Янина, давай приеду? — предлагает мама. — Одной тяжело.
— Не надо, мам. Я не одна, — набираю лёгкие воздуха. — Я позвонила Володе. Он прилетел, организовал тут всё…
Мама молчит. Она ни разу не сказала мне ни слова, хоть и понимала, что Илюша — не сын Славки.
— Хорошо. Как прошла встреча с сыном?
Я облегчённо выдыхаю. Упрёки — это не то, что мне нужно сейчас. Я благодарна маме за то, что она не осуждает свою непутёвую дочь в трудный момент.
— Спасибо, мам. Илья в реанимации, Володя видел его только издалека. Нас пока к нему не пускают.
— Илья уже болтал, так что он обрадуется папе, когда придёт в себя.
Я сглатываю горькие слёзы.
— Да, мама.
— Не реви, солнышко. У ребёнка должен быть отец. Даже если вы видитесь раз в год по неприятному поводу. Не отбирай у Илюши отца…
Я что-то мычу в ответ, мама старается переключиться на другую тему, говоря, что Стас обещал приехать.
— Стас? Так он же на вахте? — спрашиваю я, цепляясь за любую возможность не думать о плохом.
— Нашего Стаса повысили. Он тебе ещё не говорил? Так что теперь он, как большой начальник, может сорваться на день или два. Сказал, приедет.
— Я не знала. Просто эти дни…
— По больницам, понимаю. Я сама ему сказала, чтобы не дёргал тебя. Но он обязательно встретится с тобой. Вдруг потребуется помощь?
— Спасибо. Я буду рада Стасу.
Наверняка мой брат сначала захочет, как он выражается, «уши мне открутить» и только потом поговорит нормально.
Я волнуюсь теперь не только из-за Ильи, но и из-за того, как Стас будет общаться с Володей. Не утаю же я Володю в мешке, как иголку. Раньше всё было скрытно и исподтишка. А сейчас вся наша подноготная вывалена на всеобщее обозрение. И мне всё равно.
Впервые в жизни всё равно, кто и что думает по этому поводу. А всем тем, кто воротит нос и осуждающе качает головой, хочется сказать: покопайтесь в своих праведных жизнях, отыскивая кристально чистые участки, не запачканные ничем.
В голове крутятся слова мамы: «Не отбирай у Илюши отца…»
Не отбирай.
Не буду.
Главное, чтобы он сам захотел присутствовать в нашей жизни. Если только Володя не появился затем, чтобы отобрать у меня ребёнка и моё сердце.