— Лена, вернись! — крикнула Мать.— Ты видела Алю?
— Я же тебе говорю, она гуляет.
— И она успела тебе объяснить, почему они с бабушкой ушли?
— Ну конечно, — беспечно ответила Лена, едва стоя на месте.— Ей надо было делать уроки.
— Но и тебе нужно было делать уроки. И пятачок...
— Да они просто забыли! — радостно крикнула Леночка.— Просто забыли! — и скрылась за дверью.
Бабушка и Мать молчали.
— Никакого самолюбия у нашей дочки, — сказала Мать.— И уже несет конфетку.
И тут Леночка ворвалась снова.
— Не ту взяла! — крикнула она азартно.— Аля любит только «Мишку на Севере».
— Лена, ты с ума сошла!
— Да я просто не ту взяла! — смеясь, закричала им девочка уже из-за двери.
Бабушка и Мать были подавлены. Что это — доброта или беспринципность (если можно говорить о ней по отношению к семилетней девочке)? Такая незлобивость — но не переходит ли она в угодничанье? Слабость, неустойчивость...
— И беззащитность,— печально добавила Бабушка.
Быстро темнело. Зажгли свет, и окно стало черным, непроницаемым. Снег летел, как прежде, но успокоения уже не приносил. Они молча шили, и каждая думала о Леночке. Думали они примерно одно и то же, знали это, а потому даже не разговаривали. Наверное, надо укреплять эту натуру? Научить отстаивать себя? Но ведь это редкая, прелестная натура — как бы не убить в ней эту прелесть, все то, что они особенно в ней любили, главное ее очарование — готовность доставлять людям радость. Надо выбирать? Или можно как-то совместить?
Неожиданно перед ними предстал Отец — бесшумно, как дух, они даже рассмеялись. Обычно они всегда слышат, как в замке поворачивается его ключ. Но Отец не смеялся.
— Что с нашей дочерью? — спросил он.
— А где она?
— За дверью стоит. Зареванная, расхлюпанная. Домой идти не хочет.
Все трое кинулись на лестничную площадку. Снизу взбежал по лестнице Колька, он шел из школы. Они столпились вокруг отчаянно всхлипывающей и уже распухшей от слез Лены.
— Аля Крымова! — сказали все хором.
— Она... она... Она ушла.
— Да? — спросила Бабушка.— А как насчет «Мишки на Севере»?
— Так она же ее съе... съе... съе...
— Не играй ты с ней больше,— говорила Мать.— Ну все, ну давай раздевайся, и будем пить чай. Играй с Катенькой.
— Катя теперь со мной водиться не будет. Ей Аля не велит.
— Но это просто демон какой-то, а не девочка.
Рассаживаясь на кухне пить чай, обсуждали происшествие. Во дворе зажглись фонари. Говорили, конечно, об Але Крымовой. Колька считал, что ей просто надо дать по шее. Отец — что надо все-таки уметь отстаивать себя, невозможно такое полное подчинение. И вдруг Лена прилипла носом к окну. Что такое?
— Она,— шепнула девочка.
— Потушите свет,— сказал Отец.
Свет потушили, и двор, разом ставший синим, был хорошо виден.
— Да где же она? — спросила Мать.
— Ничего не вижу,— сказала Бабушка.
— И я не вижу,— сказал Отец.
— Самое интересное в том, что и я не вижу,— завершил Коля. Да вот же она, вот! — кричала в волнении Лена.
Наступило долгое молчание. Все увидели.
— Какая... маленькая,— сказала Мать.
— Тут и но шее-то давать нечему,— с сожалением прибавил Колька.
По широкому двору шла девочка. В шапке с помпоном, полузадушенная шарфом, руки в рукавичках растопырены — трудно было предположить в ней первоклассницу, скорее, это походило на детский сад.
— Смотрите, как она ставит ножку,— сказала Бабушка.— Правую. Надо сказать родителям, это мы, доктора, такие вещи замечаем.
Некоторое время все продолжали смотреть, как идет доселе неведомая им и знаменитая Аля Крымова. Вот задумалась, подпрыгнула — и пошла прыгать. Все молчали.
— Демон, — сказал Отец.— Исчадие ада.
И все рассмеялись, а громче всех Леночка.
— Надо позвать ее в гости,— сказала Мать.
— И подкупить «Мишек на Севере», — добавила Бабушка.
Маленький семейный мир с его, казалось бы, такими незначительными заботами и тревогами, которые так легко разрешаются. Маленький? Как сказать. Для взрослых Лена — один из двух центров жизни, все, с ней связанное, имеет для них огромный смысл, вселенский смысл для их семейной вселенной. Сейчас они успокоились, развеселились, их тревога, глухое беспокойство ушли в подсознание, глубоко ушли — но там и поселились. Жизнь впервые дала им понять, что их любимое дитя, не только начисто лишенное агрессивности (что прекрасно), но и умения себя защитить, входит в мир, где кончится их власть и бесполезна будет их защита, где воцарится еще не одна Аля Крымова и неизвестно, что с собой принесет. Впрочем, была у семьи забота посерьезней, о ней старались не думать и все время думали.