Григорий пришел домой, переоделся, умылся и сел за ответ Ирине, но перед этим снова достал из спецовки ее письмо. И ее строки стряхнули с него усталость.
Писал он, по-мальчишески высунув язык и помогая себе усиленной мимикой. Буквы выводил старательно, но потом вдруг сорвался и застрочил, зачастил, заторопился:
«Брось, брось все и приезжай. Учиться можно и здесь. Но мы будем вместе. Я жду тебя! Тут столько дел для тебя! Так нужны знающие люди! Если маме необходимы лекарства, каких нет в Куйбышеве, черкни, я бываю иногда в Иркутске, постараюсь достать. Целую тебя, целую, целую».
Не перечитывая, запечатал письмо, вышел из общежития.
Сегодня свадьба Дмитрия и Жени. «Счастливый Дмитрий, дождался, — думал Григорий, — а мне, сколько мне еще ждать?»
Свадьбу Дмитрий справлял не у себя (тесно было), а у Клима.
Когда Григорий пришел в ярко освещенную, полную шума и смеха квартиру, Дмитрий в знак особого уважения усадил его между Женей и Эллой.
— Штрафную! Штрафную! — требовал Серафим Иннокентьевич Дворин.
— Штрафную! — поддержала Элла.
Придвинули стакан водки. Григорий обхватил его пальцами, ощутил приятный холодок, приподнял и глянул на невесту.
Нарядная, смущенная Женя со счастливой улыбкой сидела на краю стула, все еще не веря, что это она — Женька, выросшая в детдоме, уехавшая в тайгу, сидит за свадебным столом и что она — невеста!
...Через несколько часов новобрачные вышли под первые капли весеннего дождя проводить гостей. Где-то погромыхивало. Ночной Шелехов нахохлился перед грозой.
Григорий и Элла шли вместе. Не прошли они и полдороги до общежития, как грянул ливень. Волна ветра и дождя забросила их на сухой островок. Этим островком была беседка.
Элла поскользнулась на проломанной доске, по которой скатывались хлещущие потоки. Поскользнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за Григория, прижалась, обхватила его за шею так крепко, как сотни раз делала это в мечтах, и поцеловала.
Прокатился гром, раскалывая ночь.
Элла, оттолкнув ошеломленного Григория, выбежала из беседки под ливень. Вспышки молний выхватили из тьмы ее золотые волосы, потом уже дальше полыхнуло её светлое платье, потом вдали мелькнули ее стройные ножки.
Григорий смотрел на дорогу, на лужи, в которые упали белые начинавшие розоветь облака. Дождь кончался. Цветы раскрывались навстречу солнцу, а Григорию было душно.
Утром невыспавшийся Григорий вышел на работу с непоколебимым решением не заглядывать на участок Эллы. Но когда по необходимости все-таки зашел туда, она, стоя на лесах с мастерком в руках, вся пронизанная солнцем, крикнула ему весело и немного смущенно:
— Здравствуйте, Григорий Николаевич!
И бывшее в сердце Григория чувство досады и даже злобы на ее ночной порыв исчезло от ее незамутненной радости.
Григорий ничего не ответил, нагнулся, поднял упавший кирпич, положил его на место и прошел к рабочим, не заметив, как потемневшими от горя глазами смотрела вслед ему Элла.
Люда Сенцова достала деревянную шкатулку с резным замысловатым узором на крышке, осторожно приоткрыла ее, заглянула внутрь и поспешно захлопнула крышку. Спрятала коробку под подушку, вынула потрепанную тетрадь, и склонилась над ней.
«Так давно я не брала в руки свой дневник. Мы дружим с Женей Царевой, и я ей все свои секреты рассказываю. Так что вроде бы дневник мне перестал быть нужным.
А сейчас у меня появилась тайна. Об этом я Жене ничего рассказать не могу. Не имею права. Потому что тайна эта не моя, а Эллы.
Я с детства любила камни. Еще живя в деревне, мечтала стать геологом. За каждым камнем мне чудилась нераскрытая тайна. Мне кажется, каждый из них имеет свою судьбу.
И вот теперь в моей деревянной коробочке лежит камень. Камешек. Может быть, даже драгоценный. Он цвета морской волны. Зеленовато-голубой, чистый-чистый. Появился этот камешек на тумбочке у Эллы, завернутый в белую бумажку, как порошок от головной боли. И на бумажке слова: «Элла, это — ваше!»
Запятая на месте, тире на месте, восклицательный знак не забыли поставить, а вот о подписи не позаботились.
Кто это ей принес? И почему ей? Может быть, по ошибке? Как-то раз поздно вечером, когда мы уже легли спать, я сказала девчатам:
— Как красивы драгоценные камни! По древним поверьям каждый из них имеет свое значение. Я читала об этом.
Ни звука.
— Девочки, вы меня слышите?
Оказывается, все уже спали. Окно было открыто, и мне показалось, что за ним мелькнула какая-то тень.
А через несколько дней этот камешек с запиской и нашла у себя Элла Лускова. Она последнее время стала какая-то очень нервная. Хохочет все время, а я вижу, что ей совсем не весело. Вот и теперь она расхохоталась, обвела глазами всех, кто был в нашей комнате.