Успокоив себя таким образом, он вышел из номера. Гармония утра — улыбчивые постояльцы, мягкий солнечный свет и всеобщая отпускная умиротворенность внушали оптимизм.
Яковенко улыбался всем прохожим, спускаясь на завтрак, и понимал, что все, случившееся вчера, — это бред и ерунда, не стоящая его внимания.
Он, руководитель со стажем, имеет право на небольшой отпуск. А то, что этот отпуск завершится приглашением на работу отменного кадра, придавало выходным небывалое очарование.
Яковенко вспомнил вдруг вчерашний вечер и мечтательно потянулся. Интересная вчера произошла ситуация. Юля эта, Белохвостикова, очень интересный экземпляр!
И веселая, и смешная, ну и такая оптимистично — мистичная.
А потом он вдруг захватило воспоминание о случае в море.
Вернее, вспомнил не он, а та часть тела, которая вообще очень хорошо запоминает всяческие прикосновения к себе, и откликается на них. Особенно, если эти прикосновения от молоденькой девушки в настолько маленьких трусиках, что сразу возникает вопрос: а для чего они вообще?
Яковенко поморщился — идти стало неудобно — в брюках все налилось силой и жаждой. Такое яркое чувство, до рези в глазах. Будто он — прыщавый юнец, который не может совладать с собственным телом, собственной реакцией на девушку.
Он переступил с ноги на ногу и понял, что стало только хуже. В легких брюках его возбуждение отчетливо бросалось в глаза каждому, кто бы додумался только взглянуть на молодого человека.
Роман шепотом высказал различные проклятья в адрес ни в чем не повинной Белохвостиковой, но от того, что мысленно произнес ее имя, возбуждение нахлынуло с новой силой. Он буквально ощутил, как она прижималась к нему своим стройным телом, обвив своими длинными ногами его талию, и как прильнула в страхе грудью, распластав маленькие, горячие и круглые грудки с острыми сосками о его торс. И когда откашлявшись от воды, попавшей в горло, поелозила вверх-вниз по его телу, вызвав вполне ожидаемую реакцию мужского тела.
Яковенко застонал.
Все становилось только хуже.
Он подумал о футболе, о баскетболе, о синхронном плавании, но от воды его мысли снова вернулись, сделав круг, к исходной точке.
Снова перед ним белело плечо Юли, в которое ему в первый момент безумно захотелось впиться зубами, чтобы унять этот зуд, который взялся невесть откуда, ошарашил, оглушил, потянул за собой на дно.
— Мужчииина! Вы тут стоять будете или дальше пойдете? — донеслось позади него.
Роман осторожно повернул голову на звук, боясь повернуться полностью, чтобы не выдать налившегося кровью друга в штанах.
И застонал. Рядом с ним стояла тетка, лицо которой он сразу вспомнил: эта женщина сидела с ним в автобусе, когда он ехал в Жигулевск из Самары. Тогда он наивно полагал, что стал жертвой розыгрыша, который снимают скрытой камерой.
Его захлестнуло чувство дежавю. Снова Роман чувствовал себя неважно. Но в тот день, пару месяцев назад, он умирал от похмелья, а сегодня изнывал от внезапного возбуждения.
— Ну что там? Что стоишь-то? Или вперед, или сдай назад! — насела на него громкоголосая тетка, прижав к огромному боку, облаченному в цветастый халат, коричневую сумку.
— ААА, так это ты, болезный? — лицо ее прояснилось, когда она поняла, что уже видела Романа, и он был так называемым знакомым с родины. Роман испуганно сжался. — Все так же пьешь, бедняга? Ты это, бросай! Иначе ничего у тебя работать не будет! Ни сердце, ни второй важный орган!
Тетка рассмеялась, довольная своей шуткой, а Роман скукожился, но потом резко расправил плечи: возбуждение как рукой сняло… Вернее, оно ну очень быстро схлынуло.
Яковенко прошел в кафе, довольный собой донельзя, налил себе чая, выбрал фруктов, не спеша прошелся вдоль столов, накрытых белоснежными скатертями, и удобно примостился возле окна. Только он поднял глаза, как увидел, что к нему на всех парах несется Белохвостикова.
Роману почему-то сразу не понравился ее внешний вид: солнечные очки, замотанная голова каким-то платком, парео, разлетающееся позади, как крылья ангела мести, пляжная сумочка, лихорадочно бьющаяся о бок, облаченный в яркий купальник. Все в ее облике говорило о том, что им снова придется куда-то идти, во что-то влипать.
Отдыхающие со смешками проводили глазами пронесшуюся фурию, и Роман был бы рад оказаться на их месте, только бы не встречаться с ней с глазу на глаз.
Он действительно подумал о том, чтобы сменить место жительства, внешность, и, возможно пол. Или уехать на несколько дней в тайгу, чтобы его имя забылось, выветрилось у нее из головы. Или, может быть, забиться в антресоли, чтобы его было невозможно выковырять оттуда никаким, даже острым, предметом. А может быть, просто забаррикадироваться в тихом, укромном месте, которым этот отель, как видимо, не являлся.
Но этому не суждено было сбыться.
— Пока вы, Роман Игоревич, тут прохлаждаетесь, Катя, между прочим, с Севой на море уже побывали! — наябедничала она. — Плавали вдвоем, прикасались друг к дружке, прижимались! Тьху!
Она, не спрашивая разрешения, схватила чашку Романа и звучно отхлебнула из нее, выражая таким образом, яростное негодование.
Как будто сама вчера никаким образом ни к кому не прижималась и не демонстрировала свое упругое тело вместе с длинными волосами.
Яковенко досадливо поежился. Идти за новой чашкой уже не хотелось, а официантов не было видно. Он прислушался к себе, своему организму, который вот только недавно дал сбой. Организм заинтересованно прислушался к Юле, но поднимать флаг из штанов не спешил.
— А сейчас что же? — переспросил Роман.
— Сейчас у них как раз обучение, до обеда.
Роман ухитрился и стащил с подноса официанта чужой кофе. С наслаждением отпил и день снова заиграл былыми оптимистичными красками.
— Ну тогда… Тогда и нам надо прогуляться на море, чтобы немного отдохнуть, — сказал он, решившись.
Юля смотрела на него во все глаза, задрав солнечные очки высоко на лоб. Он посмотрел на нее и ему стало немного смешно — такой очаровательно-удивленной она выглядела.
— Война войной, а обед по расписанию. Разве вас этому в школе не учили?
— ННет, — запнулась она.
— Ждите меня здесь, я буду скоро.
Он залпом допил кофе, сходил в номер за пляжным полотенцем и вернулся, чтобы взять под локоток задумчивую Юлю.
— А знаете, госпожа Белохвостикова, а ведь вы мне здорово насолили своим управлением! — сказал он, чтобы отвлечь девушку от тягостных дум.
Юля только уныло взглянула на него и снова опустила голову.
Почему-то Роману стало смешно. Белохвостикова очень напоминала ему сейчас беспризорного котенка, игривого, веселого, но уставшего.
Она стянула платок с головы, и ее светлые волосы разметались по открытой спине. Он даже засмотрелся на них: воздушные, легкие, будто облако, и мягкие, как перина. Ему показалось даже, что они блестят и переливаются на солнце, как морские барашки.
— Да я шучу, ну что же вы все воспринимаете за чистую монету! — он дружеским жестом притянул ее за плечи к себе, но, дотронувшись своим бедром до ее, почти обнаженного, скрытого только тонким слоем купальных трусиков и безобразно прозрачного парео, будто обжёгся, и сразу отпрянул.
— Правда? — она едва ли не всхлипнула, чем развеселила мужчину еще больше.
— Ну., я бы сказал, что вам есть чему поучиться, — ответил он.
После этих слов Белохвостикова будто бы даже повеселела. Она и шаг прибавила, танцующей, какой-то подпрыгивающей походкой, следуя за Романом, и улыбнулась легонько, и даже сумку свою опустила с плеча, а то держалась до этого за нее, как утопающий за спасательный круг.