Глава 31
Роман
Роман проснулся от солнца. Луч светил прямо сквозь веко, заставляя проснуться раньше, чем сам бы он захотел. Перевернулся на другой бок, но чувствовал, как упрямое солнце давит на затылок. И вроде бы ощущение приятное — возможно, последние солнечные дни, теплые и яркие, но прямо сейчас ужасно не хотелось вставать.
Узкая кровать, на которой одному-то еле поместиться, вмещал этой ночью обоих. И как вмещал… Роман сжал пальцы на бедре у Юли. Улыбнулся куда-то в подушку. Потом почувствовал, как кровь снова приливает к паху, как снова в нем поднимается эта жаркая волна, которую ни с чем не спутать, но Белохвостикова наглым и бесцеремонным образом спала, практически пуская слюни в подушку. Даже жалко стало портить такой спокойный сон.
Он натянул брюки, не став заморачиваться с остальной одеждой и вышел в кухню. Квартира маленькая, очень скромная, и какая-то безликая. Роман огляделся, достал чашку с отколотым краем и налил воды из чайника. Отпил и прищурился. Его пальцы пахли Юлей, тем особенным ароматом соков, которые отпечатываются в памяти и потом очень долго не могут пропасть.
Такое приятное ощущение, такое приятное пробуждение, что Роману даже захотелось рассмеяться. Так все смешно и глупо вышло, но даже в том, сколько заминок и недопонимания выпало на их долю, была своя прелесть.
Каждый за эти дни сделал выводы, расставил в своей жизни и голове все по полочкам, определился с приоритетом.
Он-то сразу все для понял. Может быть, даже прямо в тот момент, когда Юля подсела к нему в отеле, преследуя свою эфемерную влюбленность.
Он усмехнулся, вспомнив, как она тогда выглядела. Мата Хари, не иначе. А сейчас какова? Полностью раскрылась для него, обнажила свою душу, и там, в этой сердцевинке, был его рай. Его убежище и его погибель.
Роман выглянул в окно. Школьники спешили на свои занятия, но теперь его уже не обуревало то чувство сплина, которое появляется, стоит задуматься об осени как о чем-то проходящем, уплывающем, уходящем времени. Наоборот, в его крови бурлило чувство, что вот сейчас, в эту самую минуту начинается его жизнь.
И теперь она была по-настоящему полна. И если прежде он шел по жизненной дороге только по указке отца, потому, что так сложилась судьба — нужно было держать бизнес в руках, то теперь, вместе с ней, этой удивительной девушкой, паззл сложился в удивительную, красочную, насыщенную запахами, цветами картину.
Вдруг хлопнула входная дверь.
Роман оглянулся, ожидая увидеть заспанную Белохвостикову. Даже приготовил какую-то шутку, вроде того, что вот таким образом и всю жизнь можно проспать, но, увидев, кто стоит в дверях, замер.
— Вы, верно, меня преследуете, — выдохнул он, выставив вперед чашку, как щит. Очень малонадежный щит.
— Очень мне надо тебя преследовать, малахольный! Мне в милицию сейчас прямо звонить, или сам уйдешь? — в дверях, подпирая плечом косяк, стояла женщина, казавшаяся Яковенко уже родной: впервые встретившись на его пути в автобусе по дороге в Жигулевск, он встречал ее так часто, как не виделся с родным отцом, пока тот был жив.
Говорила она ласково, даже чересчур, и можно было понять сразу: если он двинется хоть немного, то сразу получит по голове сумкой, угрожающе покачивающейся на лочте дородной тетки.
— Женщина. Объясните, что вы здесь делаете, иначе в полицию буду звонить я.
— Ах, вы посмотрите на него! — тетка оглянулась в поисках невидимого зала, полного зрителей. — В полицию он собрался звонить! Это, между прочим, квартира матери моей. А я за оплатой пришла. Как и предупреждала.
Она сощурилась и оглядела Яковенко с головы до ног. Брезгливо, едва ли не фыркнув по окончании рентген — осмотра:
— Кстати, а вот мужиков водить сюда строго запрещено!
Роман открыл рот, и хотел сказать что-то среднее между «я не мужик», или «да по какому праву», а потом улыбнулся, открыто, от души, как всегда улыбался приехавшим зарубежным гостям, выбирающим отель:
— И это правильно! Порядочные девушки вообще не должны никого водить в квартиры, тем более, при наличии будущего мужа.
От его оптимизма в женщине что-то щелкнуло, или этому поспособствовали его последние слова. Она переменила позу, отлипнув, наконец, от дверного косяка, и взяла сумку в руку. Расстегнула легкий коричневый плащ.
— Ну так бы сразу и сказала.
А потом добавила, шепотом, косясь в коридор в сторону комнаты, где все еще спала Юля:
— А подъездные бабки вообще сказали, что она наркоманка. Сейчас разве разберешь? С виду приличный человек, но внутри… А вчера вообще конфеты им раздала. Они взяли, конечно, хорошие конфеты, шоколадные, но есть не стали. Перепугались, что она их хочет на наркоту подсадить. Поэтому я сегодня и пришла.
Роман только глазами захлопал от этой откровенности.
— Но сейчас-то я понимаю, что случилось. Вы, видать, поссорились, вот и переживала девчонка. Из комнаты все эти дни не выходила. Но хорошо, что вы вернулись, — она вздохнула. — А знаете, пойду я. Вы ее не обижайте. Вы хоть и странный, но, видно, порядочный.
Напоследок она поглядела с затаенным интересом на его голую грудь, от чего Роман снова как щит выставил кружку вперед, и вышла за дверь.
Яковенко поставил кружку с водой на стол, поправил брюки и достал из кармана телефон.
Почесал подбородок, который начал зарастать еле заметной щетиной, и открыл контакты. Сначала написал несколько сообщений, а потом позвонил.
Разговор его длился недолго. Оказалось, что для того, чтобы принять решение, нужно было только найти человека, для которого это решение и предназначалось.
Он даже подивился немного такой иронии: Юля сама сдвинула с мертвой точки вопрос об аренде забытого помещения «Самара-сити», видимо только для того, чтобы это помещение отошло к ней.
А то, что Белохвостикова должна быть рядом, в этом он не сомневался ни одной секунды.
Закончив переговоры, встал со скрипящего стула и улыбнулся — на кухню вошла Юля, явно только что из душа, в милом коротком халатике, румяная, с блестящими глазами. Волосы, собранные в гульку на голове, смешно развалились, и она поймала его насмешливый взгляд и потянула руку, решив поправить прическу.
— Нет, нет, не трогай ничего! Мне нравится, — предупредил он ее слова и притянул за руку к себе, усадил на колени.
Юля теребила полы халатика и на него не смотрела. А он вдохнул ее запах, обнял за талию и сказал куда-то в район выреза:
— Юляш, сколько тебе времени нужно, чтобы собраться? Полчаса хватит?
— Куда собраться? — глянула на него удивленно, с нескрываемым теплом, а глаза добрые, лучатся светом.
— Ну как это куда. Домой. Все уже, закончилась твоя жизнь здесь. Ключи сдашь хозяйке, и все, пора прощаться.
— Ну Ром, ты как-то внезапно и быстро все решил…Так вопрос о переезде не поднимается.
Он поцеловал ее в шею, в то место, от которого бегут мурашки, а потом еще, и еще, и она сама обвила его руками, погладив по голове — так, как ему нравится. И ответно заерзала на коленях.
Роман посмотрел наверх, на нее.
— Юль, ну что сказать. Мне ухаживать некогда. Вы… привлекательны. Я… чертовски привлекателен. Чего зря время терять? Через час. Жду.
Белохвостикова рассмеялась. Потрепала его по голове.
— Нет уж, дорогой друг, так дела не делаются. Я приеду к тебе попозже. Как только закончу тут все свои дела.
— Приедешь? — он глянул на нее с комичным выражением лица ожидающего щенка.
— Ну конечно приеду! — она поцеловала его в уголок глаза.
Он тут же принял свой обычный официальный вид, чем невероятно рассмешил девушку — такая метаморфоза сбивала с толку.
— В общем, Юль, приедешь в пятницу. Тебе три дня на все про все. Уверен, этого хватит. И вещей много не бери. Ну, только если эти туфли свои. На каблуке. Высокие.
Она засмеялась, и он поцеловал ее в открытые губы, поймав это настроение, этот смех, что скакал по утренней кухне солнечным зайчиком.