Она помолчала, выслушивая собеседницу, а потом продолжила:
— Где я? Приехала к Роме. Степан — это совсем не мой уровень, ну невозможно говорить с человеком, который только и думает, что шутит. Пранкер… Хм., и это в тридцать-то лет!
Она посмеялась в ответ на шутку, слышимую только ей.
— А Роман., ну, не сможет он без меня, нет. И, знаешь, несмотря на то, что сказал, что все, что между нами ничего нет и быть не может, однако же сам позвонил мне, сам вызвал меня, хотя была на большом заказе. За тобой, говорит, долг. Я, конечно же, поехала тогда. Что делать? Ну, милая, об этом только ленивый не слышал! Мы вместе с ним изменили хостел в тьмутаракани, сделали нормальное жилое помещение вместо той убогой гостиницы, что была раньше. Да все соцсети об этом писали, как ты не видела? Не может быть, даже лайфньюс приезжал туда. Сейчас, к слову, у гостиницы очень большой успех, что неудивительно, в прочем…
Девушка погладила собачку, которая начала нервничать, а Юля вся сжалась в кресле. Только руки дрогнули, и она поймала сочувствующий взгляд мастера по маникюру.
— Ну неужели он бы обратился ко мне. если бы не думал, что между нами все кончено? Нет, я думаю, что это намек, думаю, это такой якорь. Он хочет все вернуть, но сам пока этого не понимает. Его подсознание говорит обо мне, а он придумал себе эту обиду, и держится за нее зачем-то. А что я? Приехала, жду его. Написала сообщение, сегодня встречаемся. Пущу в ход все свое обаяние и все такое. Ну конечно, чего тянуть. Мы должны быть вместе, хватит уже ходить вокруг да около. Я даже поступлюсь своей работой. Но ненадолго, конечно, все-таки женщина должна всегда иметь пути к отступлению. А как ты? Какие у тебя новости, милая?
Девушка начала говорить что-то дальше, а Юля сидела ни жива, ни мертва. Маникюр собаке был закончен, он вообще занял очень мало времени, а вот Юля сидела и сидела, смотрела в одну точку, и чувствовала, что мир как-то неправильно вращается вокруг нее. В разные стороны.
Однако она встряхнулась, поблагодарила маникюриста за работу, даже не обратив внимания, что та сделала, а сразу же пошла искать Романа. Она вспомнила, что они договорились встретиться в десять в «Цветочном вальсе», а стрелки часов в холле как раз приближались к этому времени.
Юля решила: надо серьезно поговорить с Яковенко. И самое главное, определить для себя: для чего он позвонил бывшей своей девушке, с которой было столько связано? Только ли из-за того, что оказался в таком положении, когда не побрезгуешь никакой помощью, и примешь даже от того человека, который, по сути, тебя предал? Или он хотел проверить сам себя, и во что вылилась эта проверка?
Терзаемая самыми непонятными, будоражащими чувствами, Белохвостикова прошмыгнула мимо стойки рецепшена, завернула в один из коридоров и прошла в полутьме служебного холла к цветочному салону. Осторожно приоткрыла дверь и замерла.
Знакомый голос, который она только слышала в салоне красоты и принадлежал бывшей девушке Романа, шептал:
— Быстрее, быстрее, Ром!
Юля замерла и прислушалась. Там, за тонкой стенкой, происходило что-то из ряда вон выходящее.
— Ну же, Ромочка, ну что ты медлишь, давай скорее!
Белохвостикова напряглась, даже уши зашевелились от положения, в котором она замерла: рука на дверце, держится за ручку, нога наполовину в салоне, наполовину в коридоре.
Послушался какой-то шум, шорох одежды, и приглушенное мужское:
— Да сейчас, я, сейчас.
Белохвостикова чуть не присела от неожиданности. Мужской голос явно принадлежал Роману. Не кому-нибудь, а именно ему. Тому, кто каждую ночь шептал ей всякие глупости на ушло, чтобы она заснула. Тому, кто всегда сладко целовал с утра перед тем, как проститься возле цветочного салона. Тому, кому Юля доверила свое сердце. Безоговорочно и навсегда.
Она зажала рот рукой и зажмурилась.
Почему-то сделать шаг и уйти никак не получалось. Ноги будто приросли к полу, и нельзя было сделать даже шага в сторону. Ни в салон, где разыгрывалась неприятная каждому любящему сердцу драма под названием измена, ни обратно, в спасительный коридор, откуда можно было бы вырваться на улицу. И идти, не разбирая дороги, дав волю слезам.
— Охххх, — приглушенно сказала Инга. — Хорошо, Ром. Сильнее, сильнее!
Юля ошарашенно посмотрела в сторону, на пол, где танцевали изменчивые тени. Ничего не было понятно по положению людей сбоку, потому что тени сливались в одно большое пятно, серое и, возможно, неприличное.
Воображение разгоряченно нарисовало довольно пошлую картину, от которой Юле стало плохо. Она даже физически ощутила, как на языке стало горько от кислоты, которая растеклась по сердцу. Такого предательства она не ожидала, и была уверена, что после всего пережитого будет готова ко всему.
Руки задрожали, горло схватило спазмом.
— Вооот тааак, — удовлетворенно сказал Роман. И Юля выпучила глаза.
Снова послышались звуки какой-то возни.
«Одежду до конца снимают, или позу сменили», — подумала несчастная Белохвостикова.
И так ей стало горько от этой неприятной картины, так плохо. Вот действительно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Только утром она была самой счастливой девушкой на планете, когда готовила кофе с теплыми булочками для своего любимого, улыбалась ему в ответ, как вот настигло наказание за ее безграничное счастье: измена в чистом виде.
— Ты молодец, Рома, молодец, — зашептала девушка.
Белохвостикова нахмурилась. Ну какого черта она стоит тут и слушает, немая свидетельница собственного падения? Уж лучше уйти, сохранив лицо.
Мысли зашевелились с бешеной скоростью.
Конечно, она с ним поговорит. Но по телефону. Скажет, что отпускает. И не будет при этом плакать. Волноваться. Скажет все это отстранённо и ровно. Четко без лишних телодвижений.
Тем более, без таких, которые происходили там, за стеной.
— Вот, вот, вот так, РОООМ! — громким шепотом шипела разлучница.
— Сейчас, сейчас, сейчас, — сквозь зубы отвечал ей партнер.
У Белохвостиковой перед глазами заплясали тени, черные и золотые точки, и она решила: будь что будет!
Никогда не позволит себе откладывать то, что должно произойти прямо здесь и сейчас, чтобы не мучиться потом.
Она хлопнула дверью и заставила себя сделать один шаг, потом второй, вдоль шкафа, и услышала, как двое там торопливо засуетились.
— ИИИИ даааа, — выдохнул Роман.
Юля зажмурилась и выступила в комнату, чтобы стать свидетельницей самой грязной, страшной сцены в ее жизни.
— Юля? — он удивленно смотрел на нее.
Пиджак расстегнут, галстук сбит набок, рукав неудобно закатан до локтя. Рядом — она. Инга. Его первая и главная, похоже, любовь: расстроенная, но все такая же красивая, как всегда. Ровная, подстриженная как по линейке челка, платье, натянутое, словно перчатка, на умопомрачительной фигуре. Глаза испуганные, взволнованные.
А на столе — ее собака, придавленная рукой Романа.
Почувствовав свободу, она залаяла, причем сразу на всех троих: изумленную Юлю, удивленного Романа, взволнованную Ингу. Роман вытянул руку, на которой лежал маленький мячик. Собака косилась на обслюнявленный кругляш и лаяла на него тоже.
Белохвостикова прислонилась к косяку двери. От пережитого волнения ноги ее не держали. Она улыбнулась.
— Представляешь, ветеринаром заделался. Собаку спас, — сказал он ей.
— Спасибо, Ром, — девушка рядом провела рукой по плечу мужчины, но он этого и не заметил. Подхватил собачку, одной рукой закинув мячик в пустую вазу на столе и передал животное хозяйке.
— Следи за подопечной лучше, — и тут же обернулся к Белохвостиковой. — Ну наконец-то ты пришла, а я тебя жду здесь, жду. Еще и телефон забыла в салоне. Ну нельзя же быть такой растерянной, а?
Белохвостикова подошла к Роме, не обращая внимания на девушку рядом и положила руки ему на плечи. Сильные, уверенные, которые помогут вынести все преграды, только в том случае, если она будет доверять ему.