Флорентина вскинула голову, больно уколотая этими воспоминаниями.
— Нет-нет, — нетерпеливо продолжала она. — Поешь как следует, мама. Не так уж часто ты заходишь перекусить к своей дочери.
— Это верно, — ответила Роза-Анна, растроганная веселым тоном Флорентины. — Вроде бы в первый раз. Но все равно, только чашечку кофе. Правда, Флорентина, с меня будет достаточно.
Она следила за сновавшими взад и вперед официантками, восхищаясь их молодостью, их живостью. И, поглядев на Флорентину — украдкой, потому что здесь, в этой необычной обстановке, среди переливающихся блеском зеркал, в беспрерывном движении пестрой толпы, ее дочь казалась ей совсем не такой, как они все, — она на минуту задумалась, испытывая смешанное чувство гордости и смущения. Она смутно ощутила, что неразумно все время докучать Флорентине разговорами об их неурядицах, омрачать ее юность, и постаралась — хотя и довольно неумело — казаться веселой.
— Не надо бы мне заводить привычку выходить из дому, — заговорила она, неловко улыбаясь, — а то я поважусь частенько к тебе захаживать. У вас тут в магазине так приятно, тепло. И пахнет как вкусно! Да и ты очень подходяще выглядишь, — добавила она.
Эти бесхитростные слова пролили бальзам на душу Флорентины.
— Пойду закажу для тебя цыпленка. Вот увидишь, какой он у нас вкусный! — воскликнула она, вновь охваченная желанием сделать для матери что-нибудь приятное.
Она вытерла стол перед Розой-Анной, принесла ей бумажную салфетку, стакан с водой — словом, окружила ее всеми теми мелкими заботами, которые изо дня в день оказывала посторонним, не испытывая при этом ничего, кроме скуки; но сегодня она делала все это с радостью. Ей даже казалось, что она делает все это впервые в жизни — смахивает со стола крошки, ставит тарелку, и в голове ее звучал далекий мотив знакомой песенки, подчиняя ее движения своему ритму, облегчая обычный труд.
— Хорошая у тебя здесь работа. Тебе здесь совсем неплохо, — сказала Роза-Анна, превратно истолковав веселый вид дочери.
— Вовсе нет! — бросила Флорентина, внезапно передернув плечами.
Потом она рассмеялась.
— Просто у меня сегодня были шикарные клиенты, — пояснила она.
Образы Жана и Эманюэля возникли у нее перед глазами. Не догадываясь, что их щедрость к ней как раз показывала всю глубину разделявшей их пропасти и только подчеркивала, что она — всего лишь официантка, Флорентина восхищенно покачала головой, с удовольствием вспоминая ту минуту, когда каждый из них положил под свою тарелку сверкающую монету.
— Знаешь, — сказала она, — у меня всегда больше хороших клиентов, чем у других девушек.
Потом она принесла матери полную тарелку и, так как сейчас не было особой спешки, позволила себе посидеть с ней несколько минут, пока Роза-Анна ела.
— Ну как, вкусно? Тебе нравится? — то и дело спрашивала она.
— Первоклассно, — отвечала Роза-Анна.
Но с глухим упрямством, которое отравляло ей любое необычное удовольствие, она снова и снова добавляла:
— Все равно это слишком дорого. Подумать только — сорок центов! По-моему, они берут слишком много. Как хочешь, Флорентина, но это дорого!
Когда она съела цыпленка, Флорентина отрезала ей кусок торта.
— Ох, я больше не могу, — сказала Роза-Анна. — Это очень много!
— Это входит в общую цену, отдельно платить не надо, — настаивала Флорентина.
— Ладно, я попробую, — согласилась Роза-Анна. — Но я уже сыта.
— Ну, ты все равно попробуй. Вкусно ведь, правда? Не похоже на твои домашние пироги!
— Гораздо лучше, — ответила Роза-Анна.
И Флорентина, увидев, как смягчилось лицо матери, как оно стало почти счастливым, ощутила еще более глубокое, еще более сильное желание добавить что-нибудь к подаренной радости. Сунув руку за лиф платья, она вынула оттуда две новенькие бумажки. Они были отложены на покупку чулок, и, когда ее рука сжала твердые хрустящие бумажки, перед глазами у нее возникли красивые чулки из тонкого шелка; она почувствовала горькое сожаление и, вздохнув, протянула матери деньги.
— Вот, — сказала она, — возьми. Возьми, мама.
— Но ты ведь уже дала мне на недельные расходы, — проговорила Роза-Анна, не решаясь поверить.