— Так ты пойдешь со мной в кино сегодня вечером?
Он почувствовал, что она колеблется. Конечно, она сразу согласилась бы, потрудись он пригласить ее хоть чуточку любезнее. Но он хотел, чтобы это приглашение звучало именно так — жестко и прямолинейно.
— Значит, договорились, — бросил он. — А теперь принеси мне ваше знаменитое фирменное блюдо.
С этими словами он вынул какую-то книгу из кармана своего пальто, брошенного на соседний стул, открыл ее и сразу же погрузился в чтение.
Лицо Флорентины залилось румянцем. Вот что бесило ее больше всего — способность Жана, сбив ее с толку, сразу забыть о ней, отстранить ее, словно вещь, которая его больше не интересует. А ведь он вот уже несколько дней явно ухаживает за ней. Первый шаг сделала не она. Это он вывел ее из того тяжелого оцепенения, в котором она замкнулась, отгородившись от жизни со всеми ее обидами и разочарованиями, уйдя в одинокий мир смутных надежд, непонятных ей самой и не слишком ее волновавших. Именно он облек в плоть и кровь эти надежды, и они стали теперь острыми и мучительными, как желание.
С минуту она молча смотрела на него, и сердце ее сжималось. Он ей уже очень нравился. Он казался ей элегантным, совсем особенным, непохожим на других посетителей кафе, неинтересных мелких служащих и рабочих с грязными манжетами и воротничками, он был гораздо лучше даже тех молодых людей, которых она видела в соседних кафе, куда по вечерам они с Полиной или Маргаритой отправлялись потанцевать под механическую радиолу, погрызть шоколадку или же просто помечтать часок-другой, устроившись в каком-нибудь уютном уголке, откуда можно наблюдать за входящими молодыми мужчинами, обмениваясь насмешливыми замечаниями на их счет. Да, он сильно отличался от всех, с кем ей приходилось встречаться на протяжении ее беспокойной и пустой жизни. Ей нравились его черные густые волосы, жесткие, стоящие торчком. Порой у нее появлялось желание запустить обе руки в эту буйную, непокорную шевелюру.
Она заметила его, как только он впервые вошел в кафе, и устроила так, чтобы обслуживать его самой. Теперь же ей одновременно хотелось и убежать от него, и обдать его презрением, показать ему, что он ей безразличен. «Он наверняка пригласит меня куда-нибудь», — говорила она себе, и где-то в глубине ее сердца возникало странное ощущение власти. И тут же она с тревогой спрашивала себя: «А что я ему отвечу?»
Другие официантки — Луиза, Полина, Маргарита, за исключением только Эвелины, «старшей», — нередко соглашались, когда посетители за обедом среди шуток и смеха предлагали им провести вечерок вместе. Полина уверяла, что это совсем безопасно при условии, что молодой человек зайдет за тобой после работы и вы только сходите в кино. Тогда есть время присмотреться к нему и решить, встречаться с ним или нет. Луиза даже обручилась с одним молодым солдатом, с которым познакомилась в кафе. С тех пор как Канада вступила в войну и у новобранцев стало обычаем перед отправкой в учебные лагеря обзаводиться невестами, такие отношения завязывались повсюду с небывалой прежде легкостью и быстротой. Иногда это кончалось браком.
Но Флорентина не осмелилась додумать свою мысль до конца. Даже и сейчас, углубленный в чтение, Жан слегка улыбался все той же язвительной улыбкой, которая сбивала ее с толку.
«Я ему покажу, — подумала Флорентина, сердито поджимая губы, — покажу, что я плевать на него хотела». Однако любопытство взяло верх над досадой. Она решительно наклонилась над раскрытой книгой. Это оказался учебник тригонометрии. Ромбы, треугольники, напечатанные жирным шрифтом уравнения были до того ей непонятны, что она даже улыбнулась про себя.
— Вон вы что читаете, — сказала она. — Понятно, почему вы сами говорите, как мудреная книга.
И, отойдя к служебному телефону, она певучим насмешливым голоском бросила в трубку: «Фирменное за тридцать центов!»
Ее звонкий голос разнесся по всему кафе, и Жан Левек почувствовал, что глупо краснеет. Он проводил девушку хмурым взглядом, в котором загорелся сердитый огонек, потом придвинул книгу поближе и склонился над ней, положив локти на стол и обхватив голову сильными смуглыми руками.