Она держала у своей груди пятнадцать круглых головок с шелковистыми волосиками; пятнадцать крошек цеплялись ручонками за ее юбку; у нее был добрый, нежный, внимательный муж, и, однако, она всю свою жизнь говорила о тяжелом кресте, который ей приходилось нести, о своих житейских испытаниях, о тяготах. Всю жизнь она говорила о христианском смирении и о страданиях, которые надо претерпевать.
На смертном одре старик Лаплант пробормотал уже коснеющим языком:
«Наконец-то ты избавишься от одного из своих крестов, бедная моя жена!»
— Ну, и как он перебивается, твой Азарьюс?
Роза-Анна вздрогнула. Растерянно моргая, она вернулась к действительности. Она снова наклонилась к матери, понимая, что та на свой лад, сдержанно и сухо, справляется о ее близких. Она всегда говорила вот так: «Твой Азарьюс, твоя семья, твоя Флорентина, твои дети, твоя жизнь». К горожанину Азарьюсу она питала еще меньше приязни, чем к другим зятьям, которые все были из деревни. В день свадьбы Розы-Анны она сказала ей: «Ты, может, думаешь, что спасешься от нищеты, когда станешь городской дамой? Но запомни, что я тебе скажу: нищета всегда найдет нас. И у тебя тоже будут невзгоды. Ну, ладно, ты сама выбрала. Будем надеяться, что ты не пожалеешь».
Это было единственное доброе пожелание, которое за всю свою жизнь она услышала от матери, подумала Роза-Анна.
— Азарьюс… — заговорила она, выходя из задумчивости. — Ну, что ж, он сейчас работает. Он очень приободрился. А Эжен — тот пошел в армию, я вам уже говорила. Он такой видный в военной форме, даже вроде как повзрослел. В общем, ничего, живем… Флорентина каждую неделю приносит получку.
Старушка щурила глаза и все время повторяла:
— Ну, что же, тем лучше, если все идет так, как ты говоришь…
Однако ее сухие желтоватые пальцы все время поглаживали ручку кресла, отполированную этим привычным жестом, словно подчеркивая одолевавшие ее сомнения.
Но Роза-Анна продолжала защищать мужа тем же резким голосом, как и в то давнее время, когда мать пыталась представить ей жениха в невыгодном свете.
— Азарьюс всегда умеет выкрутиться, — говорила она. — Не ладится с одним делом — ну, что ж, он берется за другое. Он никогда не сидит сложа руки. А водить грузовик он нанялся, только пока нет настоящей работы. Он рассчитывает скоро опять работать столяром. Раз теперь война, то строить должны больше.
Она заметила, что невольно употребляет выражения Азарьюса, а о столярном ремесле говорит почти с таким же жаром, как сам Азарьюс. Но минутами ее голос звучал неискренне, даже фальшиво; и, слыша собственные слова, она спрашивала себя, неужели это она так говорит. В окно, выходившее на участок при ферме, она увидела, как дети под предводительством дяди Октава идут к хижине для варки сахара. Маленький Даниэль ковылял в снегу далеко позади бежавших вприпрыжку детей. Роза-Анна умолкла и не отрывала встревоженного взгляда от окна до тех пор, пока Ивонна не вернулась назад, чтобы помочь маленькому братишке. Потом она прислушалась к голосу Азарьюса, доносившемуся до нее как сквозь сон. Он говорил своему молодому шурину:
— Слушай, если вы рассчитываете наварить много сиропа, ты только передай его мне, а я его вам продам за небольшие комиссионные. С моей машиной это проще простого.
Азарьюс форсил, напускал на себя важность, откидываясь назад вместе со стулом и упираясь ногами в дверцу печи. Одетый в еще довольно приличный, тщательно выутюженный накануне костюм, он резко отличался своим городским апломбом от деревенских родственников, которые сидели в одних рубашках, распустив галстуки и сбросив с плеч подтяжки. Розе-Анне показалось, что они отнеслись к предложению Азарьюса благосклонно, и это ее встревожило. Стоило выпасть какой-нибудь удаче, как он сразу набирался храбрости и без оглядки пускался в новое рискованное предприятие, в котором чаше всего ничего не смыслил. Поэтому в глубине души она боялась всякого счастливого случая, который мог ему представиться. Ей захотелось остановить Азарьюса и предупредить братьев. Поведение Филиппа также все больше удивляло ее и даже оскорбляло. Он свертывал самокрутки, не обращая внимания на осуждающие взгляды бабушки, он вмешивался в разговоры мужчин и то и дело употреблял грубые слова. Но вместо того чтобы одернуть сына, Роза-Анна перевела смущенный взгляд на мать и ровным монотонным голосом продолжала рассказывать, как они живут.
— Ивонна — лучшая ученица в классе. Учительницы ею очень довольны. Филипп скоро найдет себе работу. Сейчас как будто собираются брать на военные заводы совсем молодых, вроде него… Вот и выходит, что все вместе мы как-нибудь перебьемся.