— Да, Павел, это так, но я признаюсь, что так глубоко думать не могла; это не только интересно, но и очень важно. В таком случае, — продолжала Наташа, — что ты скажешь тогда о нашем союзе с тобой? Ведь мы обменялись нашими чувствами только в переписке, не видя друг друга?
Павел, подумав, ответил:
— Ну, что скажу тебе на это? Тебя я действительно люблю, верю и в твою любовь; но нашу любовь мы получили от Бога как дар по вере и молитве, и что в ней самое ценное — она не делает нас взаимно рабами, это любовь не слепая, мы можем даже и теперь видеть недостатки друг друга. Наташа, ты разве не видишь и не радуешься тому, что мы не ослеплены друг другом, но любим совершенно умеренно?
— Вижу и радуюсь, — ответила она, — и надеюсь, что именно такая любовь, может быть до конца перспективной, глубокой и обеспечивающей полное единодушие по всем вопросам духовной и материальной жизни.
— Ну, а теперь у меня будет несколько слов к тебе, — обратился Павел к Наташе. — Прежде всего, милая моя, ты себе ясно ли представляешь, с кем собираешься соединить свою судьбу? От юности я дал обет: служить моему Господу безраздельно — другой цели, как до конца быть верным Ему, у меня нет и хочу, чтобы и не было. Я желаю, чтобы Божий принцип в моем хождении перед Ним исполнялся буквально, практически; "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Матф.6:33).
Больше десяти лет я уже прожил в неволе, теперь тебе предстоит жить со мной в неволе, а будущность… — сокрыта у Бога. Ты себе ясно представляешь, с кем тебе предстоит разделить жизненное поприще?
— Да, я готова, и еще от ранних лет желала этого, если на то воля Бога, быть женой проповедника, — подумав, кротко ответила она.
Остаток пути они шли молча, обдумывая все высказанное, при этом оба чувствовали, что Господь, действительно, так издавна, готовил их, каждого друг для друга, в благословение.
* * *
Вечером Павел и Наташа, с трепетом в душе, приготовились и пошли в собрание. Когда вошли в помещение дома молитвы, первое, что ощутил Павел (в противоположность новосибирскому дому молитвы), что он, действительно, вступил в родную семью.
Им оказали самое искреннее почтение. Павла любезно усадили среди служителей Церкви, на самом видном месте. Наташа заняла свое место в хору. Владыкин чувствовал, да и замечал, что внимание нескольких сотен глаз было устремлено на них с Наташей; от такого теплого приема, то и дело выступали у него слезы. Наконец, дано было место за кафедрой и ему.
Павел очень кратко рассказал о себе; затем о встрече и совместной жизни с Комаровым Евгением Михайловичем; о праздновании Пасхи у костра, в кругу узников и, передав привет от изгнанников, предложил, по их просьбе, спеть: "Когда одолеют тебя испытанья…"
Павел в слезах, стоя за кафедрой, пел этот гимн, как когда-то по дороге, проходя мимо женского лагеря "Дусканья". С ним, рыдая, пели все собравшиеся.
По окончании собрания множество христиан подходили, с особым чувством, поприветствовать его. Здесь, на этом месте, Павел Владыкин, как бы символически, представлял собою в целом страдающее братство. Матери, в лице его, прижимали к груди, каждая своего сына-скитальца; вдовы, обливая скорбными слезами плечи Павла, обнимали как своего, навсегда в земных днях потерянного, мужа.
Христианская молодежь, в свою очередь, сомкнувшись в три-четыре кольца вокруг Павла с Наташей, до полуночи громогласно пела самые дорогие, избранные гимны. В числе последних, размыкая кольцо друзей, безмолвно подошла (вся в слезах) и упала на грудь Павла, мать Жени Комарова. Здесь все смолкло, благоговея перед этой трогательной встречей, пока старушку не увели близкие родственники. Здесь же, юные друзья Наташи, девушки и юноши, заключили союз христианской дружбы с Павлом Владыкиным. Расходились уже после полуночи, оглашая торжественными звуками пустынные улицы уснувшего города.
* * *
В приготовлении к браку принимали участие очень много родственников и друзей, так что тесная избушка Кабаевых, днем, а особенно вечерами, часто была переполнена до отказа. Когда уже все самые нужные приготовления к браку были сделаны, Павел с Наташей получили возможность побывать на свидании с Михаилом Шпаком и были рады, когда им об этом объявили. Владыкин проникся особым чувством благоговения к узнику после того, как они, пройдя по лабиринтам узеньких улиц восточной столицы, оказались на окраине и увидели за высоким глинобитным забором, обтянутым поверх колючей проволокой, скученно громоздившиеся разнообразные постройки вокруг двухэтажного здания. Владыкин без труда определил, что это колония заключенных, в которой давно томится в неволе, узник Михаил Шпак.