Чувство глубокого осуждения коснулось сердца Веры, и она, беспомощно опустив голову, поднялась со скамьи и вышла на улицу. Остановившись у куста сирени, около палисадника, Вера вдруг вспомнила Павла Владыкина, их последнее объяснение на этом месте. Его образ, таким ярким, живым, предстал в ее воображении. Вспоминая все детали их последних встреч, она была крайне поражена: силою его духа и воспитанностью, эрудицией и таким сочетанием внешнего вида с внутренним содержанием. Она впервые встретила такого юношу, который, удивительно не по годам, был внутренне созревшим; а ведь она знала его, еще мальчишкой. Знала и то, что его личность оформилась не под чьим-то влиянием, а в свободе. Ее пленило в Павле то, что он так близко, так чутко отнесся к ее трагедии с Андреем; даже не осудил ее за попытки к сближению с ним, Павлом, но так великодушно, по-дружески, остановил ее, и сам остался на должной высоте.
Павел прошел мимо нее так коротко, быстро, но не бесследно. Вера почувствовала, что именно таким должен быть тот, с кем могла бы она разделить жизненное поприще и, служа ему, получить подлинное удовлетворение. Теперь она поняла свою ошибку по отношению к Андрею, оказавшуюся роковой. Одновременно с самоосуждением, светлый образ Павла пленял ее все больше и больше. Ей уже теперь хотелось не пленять кого-то, а быть плененной самой кем-то, и этому отдать всю себя. Вера ощутила на себе силу влиятельности тех прекрасных свойств души, какие она почувствовала в Павле. Ей даже представилось, как бы она могла помолодеть душой в его близости. Но Павел не взял ее, прошел своею светлою дорогой, по восходящему пути, а ей напомнил, что у нее есть свои счеты с ее Спасителем Христом. "Да, все-таки, я безумная, — рассуждала она дальше, — ведь все прекрасное, что имеется в Петре Никитовиче и в Павле, не от Христа ли это? Не Он ли наделил их этими свойствами? А я, чем увлекла Андрея? Собой!
Но что теперь? Мне сказали, что надо покаяться — это значит, осудить в себе эти чувства, отречься от них. В действительности же, в молитве, она просит у Бога силы пережить обиды, успокоиться, а с самим чувством расстаться не хочет".
Так, долго боролась измученная душа Веры Князевой со своими мыслями, пока заводской гудок не напомнил, что близится полночь.
— Нет! Я не могу не любить! Андрея я не осуждаю и прощаю ему, пусть его судит Бог и церковь, мне же помоги, Господь, терпеливо ожидать своей судьбы! — проговорила она, возвращаясь в дом.
* * *
Мучительно длинно тянулись дни и особенно вечера, свободные от собраний. Преследования членов общины усиливались, и Петр Никитович все реже стал появляться среди верующих. Вера так хотела поделиться с ним своим горем, и была уверена, что он много мог бы сказать ей к утешению; но, прежде всего, было стыдно даже в глаза поглядеть Петру Никитовичу, а кроме того, он редко бывал в семье. Духовные же силы были подорваны, и тронутое сердце, будучи однажды обманутым и оскорбленным, так нуждалось в ласке, в сострадании. Вера встречалась иногда с парнями из верующих семей, как с сыном Кухтина и другими, но они были совершенно чужими по духу. По старой памяти, они при встречах делились воспоминаниями о ранней молодости, когда всеми семьями ходили на собрание. Были случаи, когда некоторые из них, увлеченные привлекательностью Веры, делали ей предложения к замужеству, но она мысленно сопоставляла их с одной стороны, с Андреем, с другой — с Павлом — и отклоняла. Сердце же неумолимо жаждало восполнения потерянного — любви.