Вера внимательно выслушала Екатерину Ивановну и со слезами ответила ей:
— Мама! Я мучаюсь в душе и верю, что все это так, как ты говоришь, но у меня нет силы. Я не могу уже отказать на его предложение, как это могла раньше. Пока я его не вижу, я, кажется, полна решимости, по-прежнему постоять за свою христианскую честь, но как увижу его — во мне все опускается. Только один Бог может удержать меня от падения. Молись! Не оставляй меня!
Вера решилась даже оставить работу и перейти на другое место, но Екатерина Ивановна решительно возразила ей, что от греха укрыться можно только в Господе Иисусе Христе, в Его ранах, а перемена места не поможет. "Грех твой, найдет тебя и там", ответила она ей, словами великого богослова.
Наконец, Вера все же согласилась на союз с Карлом Карловичем, но с условием, чтобы он еще немного подождал; а чего подождать, она не знала и сама; но душа ее чувствовала, что должны быть какие-то перемены.
В один из осенних дней, 1937 года, Вера утром, расставаясь с мамой, как-то необыкновенно обняла и поцеловала ее. Екатерина Ивановна, с оттенком нескрываемой грусти, ответила ей;
— Вера! Дочка моя милая, что-то сердце мое сильно волнуется о тебе, да и ты никогда так не целовала меня, как сегодня; скажи мне, ты ничего от меня не скрываешь?
— Нет, мама, я и сама не знаю, но сердце болит и у меня! — ответила Вера и вышла из дому.
Всю дорогу Вера шла с поникшей головой, и как ни пыталась поднять ее, голова беспомощно опускалась вниз.
Не доходя до аптеки, Веру встретил, на тротуаре, ее прежний знакомый следователь:
— Князева! Я прошу вас, не заходя на работу, пройти со мною, — сказал он ей.
Вера, ничего не подозревая, с оттенком негодования заявила ему:
— Я сказала вам в последний раз, что никаких разговоров у меня с вами не будет больше, и оставьте меня в покое!
Сзади, по мостовой, поравнялась с ними крытая автомашина, из открывшейся дверцы вышли два человека и остановились рядом с Верой.
— На сей раз, ни вам меня, ни мне вас, оставить не придется, я, ведь, предупреждал вас — вы арестованы!
* * *
— Эх, какая красавица! И угораздило же тебя, попасть сюда. За что же, милочка, а? — услышала Вера хрипловатый, надтреснутый голос из мрачного угла, прокуренной душной камеры. — Ну-ну, иди сюда смелее, не съедим, не бойся!
Вера, с ужасом, осматривала милицейскую камеру, предназначенную для воров, грабителей, убийц и потерянных мужчин, и женщин. Смертельная тоска охватила душу и комом подкатила к самому горлу. Вера стояла у захлопнувшейся двери камеры, не зная, что ей делать, куда сделать первый шаг. Она хотела что-то сказать или спросить, но голос не подчинялся ей, ноги подкосились и, если бы не подоспевшая к тому времени женщина, Вера рухнула бы на пол камеры. Внешний вид, подошедшей к ней на помощь, еще больше дополнил ее растерянность. Перед ней стояла одна из женщин, каких она страшилась и обходила на улице, чтобы не встретиться лицом к лицу.
Нерешительно села Вера на самый краешек арестантских нар, у изголовья своей незнакомки. В камере был кто-то еще, но она их не заметила, углубившись в тяжелое раздумье.
Первой мыслью было неоспоримое самоосуждение: "Ничего другого я и недостойна, как только этого горнила, куда поверг меня мой Бог за мою неверность, упрямство, самоуверенность. Я уже приготовлена была к падению, но, по милости Своей, Господь остановил меня, таким образом, чтобы спасти тело и душу", — думала она, вспоминая моменты своего духовного кризиса. И Андрюша, и Карл Карлович, и разметанная община — все сразу, вдруг, осталось позади, а впереди — страшная, неизвестная будущность, путь неизведанных лишений, путь ожесточенной борьбы за жизнь, за христианскую и девичью честь. И начинается он сразу с таких кошмаров, о которых она никогда не воображала. Как нож, врача-хирурга, вырезает пораженную часть организма, так, в одно мгновение, отделилось от ее души то греховное, что, последнее время, старалось овладеть ее сердцем.
"Страдающий плотью перестает грешить", — промелькнуло евангельское место в ее голове. Вера как-то встрепенулась от этих слов. Она их приняла, как Божеский ответ и объяснение к тем обстоятельствам, в которых оказалась. Только здесь, определил Господь, сохранить ее созревшую телесную и духовную юность. Теперь будет зависеть от нее: или воспринять свято этот жизненный урок ко спасению и совершенству, или, не понимая воли Божией — обгореть, как головне.
Весь этот день ее никто не вызывал, но она предчувствовала, что впереди предстоит немалое сражение. Поэтому Вера молилась горячо, искренне; да и молитва, освободившись от гнетущих чувств, вырывалась из груди свободным потоком и увлекала внутреннего человека в присутствие Божие. После того, как в камере узнали от Веры, что она христианка, и за это брошена в эти тюремные застенки, отношение к ней определилось, самым лучшим образом. Она и не представляла, что эти потерянные, преступные женщины, о которых принято было думать самое ужасное, были способны к сердечности и снисхождению. Во всяком случае, камеру немного преобразили от грязи и окурков, гораздо меньше стали сквернословить и даже курить. Вера это сразу заметила и, вдумавшись в причину перемены, пришла к заключению: "Каким могущественным влиянием обладает имя Христа, где его несут с достоинством; ведь я так мало достойна этого звания, и то оно имеет силу; а как же счастлив тот, кто хранит это звание в полноте. Вот где тайна выражения Христа: "Вы — свет мира, вы — соль земли", в сохранении достоинства небесного звания, звания Сына Божия Христа, которое призвана носить и я — ведь, в этом мое назначение. А я, чего искала в себе и в Андрюше? Чтобы Христос возвеличился в нашем теле, или я сама?" Все эти рассуждения помогли ей глубоко смириться перед Господом, расстаться со своими преимуществами и ободриться затем духом, что было так жизненно важно в предстоящем пути.