Вера, хотя и не смутилась от такой участи, но заключила, почти без сомнения, что живой она не возвратится.
Скоро им объявили о сборах в дальний этап.
* * *
Ужас этапирования невозможно передать, он превышал у Веры всякие представления: в маленький "телячий" вагон набили более тридцати женщин, самых разнообразных категорий и возрастов. Помимо того, что среди них значительная часть были нездоровы, они были лишены самого необходимого, в обслуживании себя. В пищу выдавалась пайка суррогатного хлеба и селедка, а вода распределялась, строго ограниченно, кружками. В дополнение к этому, несчастные заключенные женщины попали под власть "воровок" — рецидивисток, которые, самым безжалостным образом, отнимали сколько-нибудь приличные вещи и продукты, нередко избивая при этом слабых и боязливых. Через два-три дня пути женщины, буквально, задыхались от спертого воздуха, беспомощно страдая от голода, жажды и отсутствия самых необходимых предметов и условий.
Эти мучения продолжались, без существенных изменений, почти месяц, пока этап не остановился на станции Яя, в Сибири. Некоторых женщин, по прибытии, выносили на примитивных носилках.
В колонии, при распределении, Вера немало перенесла искушений. Лагерные работники, отметив ее внешность, пытались ее сразу устроить, в выгодные для них условия, но она категорически от всего отказалась, а согласилась работать и находиться со всеми заключенными женщинами вместе, не отделяясь от них.
Колония заключенных женщин специализировалась на швейной фабрике по изготовлению верхней и нижней одежды для заключенных в лагерях всей страны. Там оказались и Вера Князева с Зоей Громовой. Условия труда были очень тяжелы, прежде всего, по практически невыполнимым нормам выработки, наложенных на женщин. А от этого, в первую очередь, зависело и без того скудное питание. В колонии, хотя и был ларек для заключенных, но бедные женщины, при всем своем старании, могли, в лучшем случае, заработать на кусок мыла и моток ниток. Кроме того, в ларьке не было никакой возможности купить самое необходимое, насущное — так как его не было. Голод довел основное население женщин до крайнего истощения и массами уносил в могилу и самых молодых, и старых. Лишь незначительная часть заключенных, кое-как сохранились в нормальном виде: либо за счет связи с вольнонаемными, либо незаконного доступа к продуктам, а то и, хуже того, за счет своей женской чести.
Вера с Зоей Федоровной переносили все, довольствуясь по вечерам, хоть свежим сибирским воздухом; но вскоре их силы стали заметно истощаться.
Труд на фабрике изматывал силы настолько, что женщины с большим трудом добирались до жиденького, холодного супчика и до постелей. Первое время заключенные, с первого дня недели, ожидали воскресенья с тем, чтобы хоть сколько-нибудь отдохнуть, обшить себя, забыться от фабричного шума, в том или ином обиходить себя. Дорог он был и для Веры, ей хотелось найти "своих", отвести душу в дорогой беседе, ободрить и утешить друг друга, но в таком многолюдий, она еще никак не могла встретить "своих". Впоследствии и этого, единственного жизненного блага, их лишили. По всей фабрике воскресный день был объявлен обязательным рабочим днем, с использованием его на штабелевке сплавной древесины, так как там оказался, по выражению администрации, прорыв из-за недостатка мужчин.
Таким образом, воскресенье превратилось, вместо отдыха, в день подневольного, "каторжного" труда.
Заключенных женщин поднимали рано утром и несколько километров гнали пешим этапом по тайге к месту сплава. Там они, надрываясь, должны были, вымокшие в реке бревна, закатывать вверх и укладывать в штабеля. Для многих женщин — это казалось просто непосильным и гибельным. В числе тех, кто отказался от этого убийственного труда, была и Вера. Целые потоки самой ужасной брани, угроз и других мытарств обрушились на нее от заключенных женщин, приставленных с целью надзора. Так продолжалось несколько воскресений.
Последний раз — все это обрушилось с небывалой силой. В довершение всего, конвоир с яростью толкнул ее в грудь; она упала на землю и зарыдала в полный голос. Здесь, окружающие женщины, пришли в такую ярость и, не владея собой, готовы были растерзать конвоира, но подоспевший начальник остановил их. Конвоира немедленно убрали, и никто в тот день уже не видел его. Веру положили на охапку сена; и начальник, после подробного опроса, приказал вечером отвести ее в санитарную часть. Она была настолько истощена и взволнована происшедшим, что не в силах была своими ногами дойти до колонии. Вечером, по прибытии в колонию всех рабочих, ее привезли в санчасть на подводе, с подобными ей.