С Верой они, естественно, подружились сразу, но, увы, противоречия в богопонимании и исповедании, почти с первых же бесед, заметно разобщили их.
В их обязанность входило: убирать рабочее место на лесоповале от сучков и вершинок, которые обрубали мужчины, и сжигать их в кострах; а в свободное от этого время, им вменялась распиловка и заготовка дров.
Находясь постоянно в глухой тайге, среди мужчин, они, естественно, подвергались самому безудержному посягательству, как на честь, так и, нередко, на жизнь. Сердце Веры съежилось от ужаса, когда она с первых же дней столкнулась с этим, и только Бог один давал силы и мужества спасаться от обезумевших лесорубов.
Помимо того, бедные женщины, во многом оказались в зависимости от мужчин: в деле питания, зарплаты и комендантского учета — так как все эти места были заняты ими.
Скоро труд в лесу стал для Веры и других женщин, буквально, пыткой; помимо докучливых, бессовестных преследований мужчин, сами нормы выработки были непосильно велики; в результате, их заработка могло хватить, максимум — дней на 10–15. Обстоятельства стали невыносимыми, и Вера с воплем обратилась к Господу об избавлении.
Однажды, как обычно, все вышли в тайгу на работу; с самого утра у Веры с монашкой произошли огорчения, на почве разномыслии в понимании Слова Божия, и они, собирая ветки, отошли друг от друга на приличное расстояние, так что Вера не видела ее, считая, что она затерялась среди штабелей или вороха сучьев.
Вскоре после этого, она услышала приглушенный женский крик, что инстинктивно насторожило ее, но крик не повторился, и она, посчитав, что ослышалась, или, что это не более, как очередная хулиганская забава, со стороны лесорубов, над ее приятельницей, принялась за свою работу.
Прошло не менее часа, а приятельница-монашка нигде не появлялась: "Что с ней? Не случилось ли что? Почему ее так долго нет?" — с возрастающей тревогой думала она, взглянув на ее продуктовую торбочку, висящую на сучке. Взглянув в том направлении, где она скрылась из ее виду, Вера заметила, что из-за штабелей выходят лесорубы, по два-три человека, оживленно разговаривая и оглядываясь назад.
В сердце мелькнула страшная мысль: "Не сделали ли что с ней?" Но как узнать, пойти самой? Страшно. Спросить? Не решалась.
Однако, как ни страшно, но внутренне она почувствовала осуждение: "А вдруг, действительно, она в беде? Хоть криком, да смогу помочь. Ведь я — христианка, мой долг, более, чем кого-либо, я должна помочь в беде". Помолившись на ходу, Вера безбоязненно и поспешно подошла к тому месту, откуда выходили лесорубы, и зашла за штабель леса.
О, ужас!… Что представилось ее взору… На беспорядочно разбросанном ворохе сена, между штабелями, растерзанной и недвижимой, лежала навзничь, ее приятельница-монашка. Клочья разорванной рясы, едва прикрывали ее тело; руки, израненные о что-то острое, лежали на полуобнаженной груди; в глазах застыл ужас смерти…
Вера кинулась обратно, сжимая голову руками и, едва переводя дыхание, кинулась в поселок, чтобы сообщить о происшедшем в комендатуре. Но, не доходя до конторы, увидела, как сотрудники поспешно пошли на место происшествия, кто-то известил их до нее.
Происшедшее настолько потрясло Веру, что она всю ночь не могла сомкнуть глаз; виденная картина не выходила из ума. Утром, она с ужасом посмотрела в ту сторону, где погибла ее подруга по ссылке.
При разводе, Вера категорически отказалась выйти из поселка в тайгу, решив лучше умереть с голоду, чем оказаться подобной жертвой.
Из крайней избушки к ней подошел мужчина, в ее годах.
— Простите меня, пожалуйста, я вижу, что вы крайне взволнованы и, хоть неприятно напоминать, но, наверное, происшедшим вчера? — спросил он мягким голосом. На худощавом, болезненном лице его отражалось неподдельное сострадание, а открытый взгляд лишал каких-либо подозрений. Вера вначале насторожилась и, вообще, хотела без ответа отойти от него, в крайнем случае, ответить, что уже было на языке: "все вы такие", но ее что-то удержало от этого, и, подумав, она сказала ему:
— А что, это разве изменит адские условия, господствующие здесь, или принесет какие-либо гарантии от подобного, происшедшего с этой несчастной жертвой?
— Нет, вы не подумайте, что я праздно спросил вас, ради интереса! Я вижу, что вы во многом отличаетесь от окружающих, с положительной стороны; и, в меру моих возможностей, хотел бы проявить какое-либо участие к вам. Скажите, вы… христианка?