Долго после этого они просидели молча. Вера ничего не находила к разрешению этого вопроса и больше полагалась на брата, на его опытность.
— Что ж, Вера, — начал он после долгого молчания, с явным смущением, — пусть не удивит вас, но другого выхода я не вижу, придется объявить всем и коменданту, что мы муж с женой.
Вера, как-то с удивлением, ответила:
— Ну, что вы, Юрий Фролович! Но ведь это же не так? И, вообще, я не знаю… да, как это, вдруг…
— Другого выхода я не вижу, Вера! — сказал он ей, даже с каким-то оттенком просьбы. На этом разговор их прекратился.
Пока они не выражали этого, были еще свободны друг от друга, но после этого разговора их взаимоотношения изменились. Юрий Фролович почувствовал, что он к Вере неравнодушен, хотя это и преступно с его стороны, но он любит ее с каждым днем все сильнее и сильнее. Если месяц или два назад, она была для него просто сестра, теперь же, нет. Хотя он и не имел на это чувство никакого права, хотя между ними не было никакой близости, кроме христианских приветственных рукопожатий, после совместной молитвы; но он ее любил более, чем сестру. Вера это чувствовала и, хотя строго контролировала свои отношения к нему, но с каким-то страхом заметила, что у нее тоже появилось такое влечение к Юрию Фроловичу, что оно стало непреодолимым. Особенно это выяснилось во время его трехдневного отъезда в город, по делам службы; она, буквально, скучала по нему. Углубляясь в себя, Вера, к глубокому сокрушению, установила, что та, не искорененная в свое время, любовь к Андрюше, действительно, возбудила в ней греховное влечение к Карлу Карловичу. И только лишь вмешательство Божие удержало ее от фактического падения.
Теперь эта любовь настигла ее, в этом безвыходном положении. Она убедилась, что это чувство переросло в ней все удерживающие запреты, диктуемые разумом и совестью. Со всей ясностью, Вера поняла, что она, вопреки воле Божией, по своим расчетам, когда-то пробудила эту плотскую любовь в Андрее, потом наслаждалась ею, взрастив эту любовь в себе, несмотря на предупреждение Петра Никитовича и увещания мамы. Поэтому и отдал ее Господь, по упорству сердца, во власть этого чувства, которое стало с тех пор греховным. Только поэтому, несмотря на отчаянные молитвы к Богу, она безвольно предалась влечению к Карлу Карловичу. Правда, после этого прошло целое десятилетие жутких страданий и лишений, во время которых она посчитала эти увлечения юности погребенными. Но нераспятый грех, не наказанный в свое время, за отсутствием объекта и подходящих обстоятельств, был просто приглушен. Теперь он получил такой прекрасный, хоть и греховный, объект в лице Юрия Фроловича и такие безвыходные обстоятельства, что настиг ее в самом безоружном состоянии, обнаружив ее полное безволие.
Вера почувствовала: что ни ее целомудренность, ни убеждения, ни строгость к внешним — не являются той, столь необходимой, гарантией от падения; она просто поникла духом, в ожидании последствий.
В окне она увидела, как промелькнул, возвращаясь из города Юрий Фролович. В сознании ее вспыхнул целый заговор против себя: "Нет, только строго, по-христиански, я должна при встрече приветствовать его, ведь, мы же…"
Юрий Фролович вошел бодрый, сияющий и, быстро раздевшись, шагнул к ней поздороваться. Глаза их встретились, и Вера почувствовала, что весь ее заговор — это надломленная соломинка. Хотя какой-то еще страх удержал обоих от поцелуя, но, оказавшись в его объятиях, Вера совсем не сопротивлялась и почувствовала, что, в это краткое мгновение, блаженство разлилось по всему ее существу.
— Я так соскучился по тебе, Вера! — сказал он. Князева, как-то виновато, отошла к столу и, в свою очередь, вполголоса, подняв мельком на него глаза, сказала:
— Я тоже…
В городе нашел сестру Зою, по твоему адресу, и в эти дни остановился у нее. Вот тебе письмо от нее, строго секретно, — передавая конверт Вере, с улыбкой объявил ей Юрий Фролович.
Вера, взглянув на конверт и не распечатывая, положила на подоконник, со словами:
— Опять, наверное, с каким-нибудь строгим обличением. Через несколько дней, утром, вошел к ним посыльный из комендатуры и объявил, что к 10-ти часам утра комендант, в обязательном порядке, вызывает Князеву в контору; с ней будет беседовать приезжий начальник.
Томительное предчувствие овладело обоими ими.
— Вера! Я не пущу тебя одну, пойду с тобой и всем, чем буду в состоянии, я буду защищать тебя. Ведь у них непременно в уме созрел какой-то гнусный план, слышишь! А ты говори прямо и решительно: "Я жена его!" Поняла?