С невероятными усилиями, то и дело отдыхая, еле двигая пилой, они распилили заданное им, раскололи и сложили в кучу.
Повар отвел их в отдельную комнатушку и каждому из них поставил по большой миске густого, горячего супа.
Павел, с жадностью, поглощал содержимое, не помня, когда он в последний раз обедал досыта, и удивлялся, что повар так просто, охотно, сочувственно отнесся к этим измученным людям. На дорогу он дал им еще по булке хлеба и, пригласив на следующий день, ласково проводил, каждого в свою сторону. Кругом было темно, луны еще не было, и Владыкин, крепко прижимая под бушлатом булку хлеба к груди, чувствовал себя счастливее всех на свете.
Идя по дороге, он решил эту булку разделить на несколько раз, так как почувствовал, что супом наелся досыта, но, пройдя не более километра, вновь почувствовал, давно знакомое, чувство голода. Безвольно, он отломил изрядный кусок и с жадностью, на ходу принялся уминать, едва разжевывая.
Когда подошел к лагерю — за пазухой осталась только половина. Незаметно он скользнул через ворота и, зайдя в барак, так, с хлебушком под головой, и улегся спать. Пробудившись ночью, он почувствовал себя совершенно голодным и немедленно принялся доедать свой сокровенный запас. Сосед по нарам, поднявшись, сел рядом с ним и с завистью глядел, как Владыкин, откусывая от хлеба, отправлял в рот кусок за куском.
У Павла, глядя на соседа, мелькнула тревожная мысль: "Ведь он, наверное, сейчас попросит?.". Но слов и не нужно было, его, горящие от голода, глаза говорили выразительнее слов. Ужасная борьба открылась в душе Павла; помраченный от голода разум настойчиво диктовал: "Отвернись, закройся, съешь скорей", а христианское сердце, объединившись с жалобным взглядом соседа, умоляло: "Раздели с голодным хлеб твой". Большим усилием воли, он разломил пополам свое сокровище и поделился с голодным соседом.
Не успел Владыкин отвернуться от одного, испытывая чувство радости, как двое других поднялись и с тем же, светящимся от голода, огоньком смотрели на оставшееся у Павла в руке. Он, заметив это, встал, чтобы выйти куда-нибудь из барака, но и тут какая-то сила остановила его, а внутренний голос ясно прозвучал: "Просящему у тебя, дай!…" (Матф. 5, 42).
Против всякого сознания, Павел разломил оставшийся хлеб пополам и отдал голодающим людям; затем лег и, успокоившись, поразмыслил: "Зачем Господь допустил для меня такое огненное искушение? Не иначе, как впереди ожидает меня что-то потрясающее, и Бог (через эти поступки) обеспечивает право на благословение и спасение. Господь ничего не требует напрасно". С этими мыслями он заснул блаженным сном…
* * *
После гибели "Рыжего" мучения на разводе прекратились. Люди беспрепятственно, спокойно расходились по своим забоям, совершая труд по силам. Некоторое облегчение почувствовал и Павел, тем более, что он ежедневно подрабатывал себе на пропитание. Так, однажды, идя поздно вечером со своего заработка сытым, с краюшкой хлеба за пазухой, он подумал; "Вот, наверное, этим Господь и улучшает мое положение, хоть один раз в день, я могу покушать досыта".
Подходя к лагерю, он со счастливым сознанием пощупал сокровище на своей груди и про себя решил: "Этим хлебом я делиться ни с кем не буду, скушаю его сам, пусть люди добывают себе сами". Но бедный юноша не знал, что таким заключением навлек на себя тяжелое испытание и, что именно в эти дни, проходили экзамены его христианской духовной зрелости.
— Эй, мужичок, зайди сюда! — крикнули ему с вахты, когда он проходил ворота. — Это что у тебя такое? — распахнув бушлат и забирая хлеб, спросил дежурный… И не дождавшись объяснения, сразу вынес решение:
— Подрабатываешь?.. Бегаешь из забоя на Нижний?… Надо в забое добывать себе 150–200, тогда будешь есть хлеб с маслицем и спать в теплом бараке, а коль не хочешь, придется пожить "птенчиком" (штрафная порция).
Списав все установочные данные, Владыкина отвели в полуподвальное помещение — погребец, служащий на прииске карцером. Карцер был набит до отказа заключенными, половина из них состояли из подобных ему, кто осмеливался добывать себе пропитание, а часть из урок-воров, пойманных за разные преступления.
Единственная маленькая печурка догорала последними поленцами дров от суточной нормы, и бедные люди, сгрудившись на земляном полу, должны были впотьмах и холоде коротать ночь, пока не решится их судьба.