Глава 5 Страдания Жени Комарова
"…И встречаю я всюду крови след,
Кто-то шел, скорбя, средь борьбы и бед…"
Могильной тишиной встретило Женю Комарова подземелье тюрьмы НКВД в центре города. Свинцовым холодом веяло от казенных серых лиц администрации при предварительном опросе, при тщательном обыске, во время которого, казалось Жене, вместе с одеждой выворачивали и душу. До этого он слышал разные рассказы о всевозможных принудительных мерах, применяемых к человеку и на допросах, и в камерах. Женя знал, что некоторые из этих рассказов преувеличивали действительность, но по отношению к себе, он ожидал всего.
Поэтому, идя по подземным лабиринтам тюремных коридоров, устланных толстыми мягкими дорожками, он готовился за каждым поворотом к тем или иным неожиданностям. Вся команда конвоирующего надзирателя была ограничена шипящими звуками — "тщ-щ-щ" и, предельно выразительной, его мимикой.
На одном из поворотов надзиратель, заглянув за угол, властно повернул Женю лицом к стене и шепотом, строго, приказал закрыть глаза. У Комарова внутри все съежилось от ожидания чего-то страшного, особенно, когда позади него прошуршали чьи-то торопливые шаги. Но через минуту-две все миновало, и его понудили идти опять вперед. Неожиданно надзиратель остановился против железной двери с блестящим номером 14, предварительно заглянув в "волчок"; из целого набора ключей выбрал один, медленным движением открыл камеру и, указав Комарову на голую железную койку, тут же захлопнул дверь за его спиной.
Женя подошел к койке, сложил все вывороченные, распотрошенные после обыска, вещицы и встал на колени:
— Мой Бог! Ты знаешь, что за мою любовь к Тебе, за Твои святые заветы я оказался в этом мрачном подземелье. Благослови все шаги моего следования за Тобой по этой долине слез от самых первых, которыми я переступил этот порог, до последних, если будет воле Твоей угодно, когда-либо вывести меня отсюда. Сохрани меня здесь, а также семью и друзей, оставшихся на воле. Будь Блюстителем, Наставником и Вождем моим до конца. Прошу, дай мне, моими страданиями не отягчить страданий других. Благодарю Тебя за эту участь — участь гонимого за Имя Твое и Истину Твою. Аминь.
Без малейшей тени печали он, встав с молитвы, обратился ко всем заключенным, как-то даже торжественно:
— Друзья мои, арестанты! Я всех вас приветствую и прошу без предубеждения принять меня в свою семью!
При этом он обошел всех, всем пожал пожелтевшие руки и, заметно было, как посеревшие лица, на малое время повеселели.
— Я знаю, — продолжал Женя, — что всех интересует, кто я и за какую вину оказался здесь, поэтому объясняю: зовут меня Евгений Михайлович Комаров, а лучше всего — Женя, так как мне всего 25 лет. Я являюсь жителем этого города. По вероисповеданию отношусь к христианам-баптистам. За что оказался здесь? Не знаю! Но предполагаю, что за проповедь Евангелия Господа моего Иисуса Христа.
К Жене, после его краткого объяснения, подошел молодой мужчина, по фамилии Кугель. Работал он редактором одной из восточных газет и, садясь рядом с Комаровым, сказал:
— Глядя на ваше вдохновенное лицо, вашу молодость, вашу непоколебимую целеустремленность, я невольно вспомнил мои молодые годы, когда я, подобно вам, также вдохновенно отдал всего себя тем идеям и целям, какие совершенно честно старался воплотить в себе и, через вверенную мне партией печать, — все это отобразить.
Служа партии и народу, я безраздельно посвятил себя идеям Ленина, Маркса, Энгельса. Я порой забывал о себе и своих обязанностях по отношению к семье и родителям. Я был уверен в правоте дела, выполняемого мной, верил окружающим меня товарищам-сотрудникам… Но, что в результате получилось? Я и до сих пор не могу прийти в себя! Я стал врагом народа, я… вы понимаете… я враг своего народа! Да где? Когда я им стал? Вчера еще имя мое было среди почетных, вчера еще — награды, премии, а сегодня — ужас… Я самый великий преступник. Я уже погребен… Меня топчут люди… Во что же верить? Где же правда? Ведь все теперь, буквально все, потеряно. К чему мне жить? Я хуже животного… Вы понимаете, мне даже теперь не хочется смотреть на себя, умыть лица своего. Все, все погибло! О, ужас! — воплем отчаяния, обхватив голову руками, Кугель встал, чтобы отойти к своей кровати.
В это время, не поднимаясь с постели, подняв голову, к Кугелю обратился некто Белковский — научный сотрудник одного из институтов: пожилой, с благородным смелым выражением лица, тоже из числа обреченных.