В конце мая, без обычной ледоломной канонады, в одну ночь тихо поломался лед, а утром, поднявшись, Павел услышал необычное, ворчливое клокотанье красавицы-реки Колымы, вызванное неугомонной борьбой с невозмутимо красующейся гранитной грудью высокого обрыва, на котором поселились люди. Почти одновременно лиственница покрылась мелкими зелеными пучками благоухающей хвои, а через два-три дня после этого, к берегу, под восторженные крики приветствия, причалил кунгас с дефицитным грузом и начальником партии.
Жизнь на базе несколько изменилась, и все приняло деловой характер. К походам стали готовить лошадей и людской отряд. Самое дорогое было то, что начальник привез письма и телеграмму. На одном из конвертов Павел увидел, совершенно незнакомый для него, почерк. Не без внутреннего трепета, он вскрыл его и убедился, что это письмо от Наташи. Впервые в жизни он читал письмо от девушки-христианки, поэтому, от начала до конца, он подверг тщательному анализу все письмо.
Из прочитанного, он определил, прежде всего, что письмо сестрой было написано не впервые, но и не без волнения. Сестра Наташа представилась ему достаточно грамотной и, что самое важное, не поверхностной, самостоятельной в доводах, излагаемых в письме, в тех жизненных вопросах, которые в таких случаях возникают прежде всего.
В письме Наташа сообщала о той жизненной полемике (относительно его предложения) между родственниками и друзьями, о тех впечатлениях, какие сложились у нее о северном крае. Относительно предложения Павла, она не сообщила чего-то обещающего, но между строк ясно обозначилось полное доверие Господу и покорность Его воле. Закончила письмо, готовностью переписываться дальше и просила усердно молиться, чтобы Сам Бог определил их будущность. Извинилась за то, что не смогла прислать своей фотографии (так как ее не оказалось), но сама попросила фотокарточку от Павла.
Письмом Павел остался очень доволен, так как оно помогло составить положительное представление о Наташе. Перечитал он его неоднократно и заключил вслух:
— Прежде всего, безошибочно — это сестра.
Второе письмо было от мамы, в котором она выражала свое томительное ожидание его возвращения. Но трогательнее всего было то, что бабушка Катерина, услышав о его благополучии, заливается слезами и не хочет утешиться, пока не увидит его самого. Все это стало наводить Павла на мысль:
— Может быть, Господь будет открывать путь к моему возвращению из этих дебрей.
Но такое желание как-то сразу затухало при сознании, что там идет еще война — мечта о возвращении неосуществима, так как выезд был закрыт для всех.
Женя в письме сообщил, что ответа на вызов Владыкина, пока нет никакого и советовал написать заявление повторно. Из всего прочитанного Павел заключил, что нужно с терпением ожидать решения судьбы от Господа, а, главное, все усилия прилагать к непрерывному общению с Богом.
Находясь на базе, он ежедневно, рано утром, 1–2 часа молился в своей "беседке", откуда уходил всегда исполненным духовной силы и энергии. Воскресные и другие праздничные дни с раннего утра до позднего часа проводил в посте. С базы уходил вглубь тайги и, оставаясь наедине, проводил настоящее служение Богу: пел, молился, вслух рассуждал о Слове Божьем, причем эти рассуждения приобретали форму проповеди.
Перед началом походов в тайгу, Павел с начальником партии побывал в гостях у геологоразведчиков, в 12-ти километрах от базы, где находилась стационарная радиостанция. К большой радости, через эту радиостанцию, в течение всего лета, он обменивался радиограммами с Наташей и с кем желал. Поэтому, находясь в глухой тайге, Павел не был оторван от друзей и, приходя с таежных походов, на базе всегда находил весточку от близких.
Жизнь, находящегося в походах Владыкина, приобретала образ библейских патриархов. Дикая суровая природа была для него поистине наглядным пособием к изучению величия и могущества Божьего. По роду занятий, им приходилось проводить работы на вершинах гор, причем самых высоких, порой покрытых вечными снегами. Почти всегда Павел, после выполненного задания, оставался на вершине горы один. Тогда часами, в заоблачной высоте, он громко молился Богу и с наслаждением, во всю мощь легких, пел гимны хвалы Создателю и Творцу. Единственными свидетелями его общения с Богом были горные орлы, а изредка горные туры-бараны, наблюдавшие за ним с соседних вершин.
Такие духовные общения всегда сопровождались откровениями тайн Божьих из Библии и наполняли душу таким сладостным чувством, что с горы он не сходил, а как бы слетал на невидимых крыльях. Сотни горных вершин, густо поросших холмов и зарослей на берегу горных потоков служили Павлу Владыкину теми жертвенниками, на которых он служил Господу. Печатного Слова Божьего у него не было. Единственно, чем он располагал, это самодельный блокнотик, в котором было списано несколько мест из Библии и христианские гимны. Но зато, из всего переписанного, не осталось ни одного стиха, на который Павел не произнес бы на своих жертвенниках проповедь, сопровождающуюся слезами. Только дикие скалы, в некоторых случаях, отвечали ему многоголосым раскатом — А-м-и-н-ь!