Владыкин не дерзал выяснить причину такого экстренного перевода, но в душе своей чувствовал что-то неладное. С печалью и неохотой он распрощался в отделе и, в сопровождении Сережи, собрав в лагере пожитки в чемодан, сел на поезд. Сережа, хотя и не знал ничего, но успокаивал его тем, что на перегоне он будет чувствовать себя "хозяином" и, при желании, от Ермака может даже почерпнуть знания.
На новой 35-й фаланге его встретили, как обычно. Утром, по приходу, Ермак, который жил в вольном поселке, завел его в просторную комнату и, с лагерной бранью и шутками, отвоевал Павлу постоянное место. С такой же бранью, Ермак принялся устраивать своего помощника и на кухне, в каптерке и в комнате для ночлега, хотя для этого не было совершенно никакой необходимости. На вопрос Владыкина, почему он так со всеми скандалит, Ермак ответил:
— Все они, без исключения, негодяи, и иначе их ничем не проймешь. — Поэтому, где бы он не проходил, везде был скандал и шум.
На самом деле, все было не так и, когда он ушел на перегон, оставив задание Павлу, тот сам обошел все места, и люди, убедившись, что он — резкая противоположность Ермаку, были рады, что теперь могут избежать этого скандального человека.
В течение короткого времени, Павел очень хорошо устроился с вещами в каптерке, на кухне с питанием, и ему отвели очень спокойный уголок для ночлега. С бранью, возвратился скоро с перегона в контору Ермак. Павел молился и просил Бога, чтобы Он смягчил сердце и расположил начальника, а в работе и в разговоре усердно старался угодить ему во всем, и Господь помог Павлу. Все чертежи и расчеты выполнял он успешно и хорошо, но чувствовал, что Ермак внимательно присматривается ко всем его движениям.
Вскоре он поинтересовался, за что Павел осужден, и, узнав, что не за какие-либо преступления, а за исповедание святой Евангельской веры, заметно успокоился, меньше стал сквернословить, но был до крайности удивлен, что такой молодой, грамотный, современный юноша мог так глубоко верить в Бога. Бесед Ермак избегал и никаких подробностей о себе Павлу не рассказывал. Спиртных напитков он не употреблял, не курил, но был, до смешного, жаден. Жил впроголодь и одевался так же, как заключенные, если не хуже. На все свидетельства о Боге, какие высказывал Павел, он отмалчивался. В самые ближайшие дни пришел, особенно расположенный к Павлу, и сказал:
— Павел, я теперь верю, что ты христианин, замечаю в тебе необыкновенные способности и легкость, с какой ты все воспринимаешь; и почему-то вчера у меня возникло неодолимое желание — научить тебя топографическому делу. Математику ты знаешь и владеешь ею хорошо, ты очень скоро познаешь основы топографии, а дальше, жизнь подскажет тебе. Мне кажется, что геодезия и топография тебе в жизни очень могут пригодиться.
Павел никогда не думал об этом, и геодезия была для него далекой, совершенно недосягаемой, да и ненужной наукой. Теперь же он задумался: почему этот взбалмошный, скандальный, но вместе с тем, оригинальный человек, так настоятельно навязывает ему это дело? Он решил, в усердной молитве, обратиться к Господу и испытать Его волю.
— Господи, если это от Тебя, если Ты мне послал этого человека навстречу, то Ты пошли мне желание, способности к познанию этой науки и взаимное расположение друг к другу. Я желал учиться, но, за Имя Твое и истину Твою, меня люди лишили этого права. Ты же знаешь обо мне наперед, моя судьба в Твоих руках. Только прошу Тебя, чтобы знания никогда не надломили меня, и дело Царствия Твоего было для меня всегда прежде всего и дороже всего.
После молитвы Павел почувствовал, что это воля Божья, и объявил Ермаку свое полное согласие на это предложение. С тех пор он стал брать Владыкина с собою на полевые работы и терпеливо приучать к работе с геодезическими инструментами, а также развивать, наглядными примерами, пространственное мышление.
Сверх всякого ожидания, Павел первое же задание выполнил отлично, что придало им обоим, учителю и ученику, еще большую энергию в занятиях; а работы было непочатый край. Перед праздником Рождества Христова Ермак так расположился к Павлу, что привел его в поселок Лагар-Аул на свою квартиру и заявил, что отныне все вычислительные занятия они будут делать только здесь. От появления на фалангу совсем отказался и заявил:
— С теми хамами у меня все кончено, не хочу больше видеть и слышать их.
Так Павел впервые, спустя долгие месяцы, да, пожалуй и годы, перешагнул порог простой, крестьянской избы, похожей на ту, где проходили его детские годы.