Владыкин встал против указанного в телеграмме вагона, в стороне, и терпеливо ожидал своих. Кто-то стучал в окна и махал руками, кто-то догадался опустить окно, но около десятка лиц показалось в нем и кричали — всяк свое. Наконец, самые торопливые прошли, а за ними степенно выходили остальные. Среди них, из-за плеча юноши, мелькнула Лушина косынка. Кто-то из рук ее принял и поставил на перрон двоих детишек, а после, ловко подхватывая, уложил внизу аккуратно корзинки и узлы, и как Петр ни старался помочь, но его опережали проворные руки и спина юноши.
— А вот и отец ваш, чего же вы стоите-то, — крикнула, слезая с подножки, Луша, вынимая пальчик изо рта у растерянно стоящей дочурки.
Петр поднял голову: перед ним стоял стройный высокий юноша, волна темных волос небрежно опускалась на высокий, открытый его лоб из-под кепки, сдвинутой на затылок. Красивое смуглое лицо напоминало Петру девичий образ Луши, когда он видел ее в Вершках у плетня; для него это было так неожиданно. На мгновение он взглянул на Лушу. Она, с опущенными над детьми руками, стояла около вещей и пытливо наблюдала за этой встречей отца с сыном.
— Что не узнаешь? — улыбаясь, спросила Луша. Тут только Петр пришел в себя, протянул руки к сыну и воскликнул:
— Павел! Неужели это ты?
Тут отец с сыном крепко и горячо обнялись друг с другом.
— Ну, слава Богу! — вытирая слезы, тихонько про себя проговорила Луша и терпеливо ожидала своей очереди, довольная и счастливая.
При встрече Павел обнял отца как-то сверху вниз, но сердечно, крепко, искренне. Один только Бог знал, что в этом объятии улеглись все душевные волнения, как у отца с сыном, так и у наблюдающей со стороны Луши. Затем Петр обнял малюток и жену, и они пошли к берегу реки на переправу. Город узкой лентой, подковообразно, сгрудился на берегу Северной Двины. В ширину он был не более километра, в длину не менее 15 километров. Долго они ехали из одного конца города в другой, в скрипучем грязном вагоне трамвая по "Зеленой", так, по-народному, называлась главная улица города. Наконец, с визгом и стуком, трамвай остановился, как раз против дома, где и поселились Владыкины. Семью гостеприимно и охотно встретила хозяюшка преклонного возраста и ее взрослые сын с дочерью.
* * *
Первые дни Павел осматривал достопримечательности города, которые состояли из торгового порта и, поблизости расположенного, многолюдного рынка, городской площади, где примечательными были библиотека им. Ломоносова, православный собор и домик Петра I. Более всего привлекла внимание юноши Набережная. Там он часами любил проводить время, любуясь своеобразием морских кораблей разных стран мира.
Первое время, вечерами, он с упоением проводил время в залах ломоносовской библиотеки. В жаркие воскресные июльские дни, с малышами на "закорках", подолгу плескались в теплых отмелях Мосеева острова в Саломболе, но большая часть времени у Владыкиных проходила в напряженном труде.
Вскоре по приезде семьи отец с сыном пришли на огромный склад "Леспромхоза", где им было передано несколько сот пар валенок, которые, подшитыми, Петр должен был сдать к определенному сроку. Работали они допоздна всей семьей, что было принято обессилевшим страдальцем, как особая милость Божия.
Так Павлу пришлось оставить свою грамоту, а увлекательное занятие механизатора поменять на нудное грязное мастерство сапожника-старьевщика.
Однако, Павел за новое мастерство принялся охотно, с сознанием высокого своего долга и принял на себя самую тяжелую часть труда. Отец занимался только раскроем и подготовкой. По настоянию Павла он кончал работу рано, ввиду сильно расшатанного здоровья и, всегда утомленный, охотно ложился отдыхать. На обязанности Луши лежало все обеспечение семьи и заготовка пошивочных проваренных концов. Детвора усердно, хотя и с частыми перерывами, перематывала дратву из мотков в клубки, а Павел упорно изо дня в день, днем и ночью, занимался самой подшивкой. С самого начала он был удивлен, откуда у него появилось неутомимое усердие и энергия к труду. Спать приходилось по 3–4 часа в сутки, да и то больше днем. Долгими ночами, когда вся семья отдыхала мирным сном, Павел в тишине, молча, с желанием предавался труду.
В глубокую полночь он выходил на полчаса подышать свежим воздухом на двор, чтобы насладиться прелестью и тишиною полярной ночи, а потом опять упорно принимался за дело.
Бог явно благословил этот жертвенный приезд семьи к отцу. Гора войлочного хлама заметно таяла, а взамен ее появились аккуратно подшитые валенки. Владыкин не только своевременно сдал готовую продукцию на склад, но по трудовому соглашению почти половина продукции оставалась в уплату семьи. И так как теплая обувь была острым дефицитом в городе, то Луша без какого-либо труда сбывала ее на рынке, получая за это немалые деньги.