– Спит.
Оливер с усталым вздохом повалился в кресло. День был долгим, вечер бесконечным, у него больше не было желания играть с ней в эти игры. Ради своих прихотей она губила их жизни. Права оказалась его мать. Но теперь уже было поздно. Водоворот затянул их по шею, и, чтобы спасти детей, ему надо было быстрее грести. С Сэмом он уже это прочувствовал, а ведь надо было еще позаботиться о Мел и Бенджамине. Оливер видел глаза старшего сына. Хоть ему было семнадцать, но и его потряс поступок Сары.
– Не знаю, придут ли они в себя после такого.
– Пожалуйста, не говори так. Я и без того чувствую себя ужасно.
– Не думаю. Если бы тебе было плохо, ты бы так не поступила. Они никому больше не будут верить, тем более мне. Если их собственная мать отказывается от них, что они могут ожидать от других? Как, по-твоему, это на них отразится? Они станут лучше? Ей-богу, нет. Дай Бог, чтобы они это пережили. Все мы.
– А если бы я умерла?
– Для них это было бы легче. Это не был бы твой выбор, дети не чувствовали бы себя сознательно отвергнутыми, что имеет место сейчас.
– Благодарю покорно. То есть ты утверждаешь, что я последняя дрянь, не так ли?
В Саре снова закипала злость. Олли взывал к ее чувству вины, а она и без того чувствовала себя достаточно виноватой.
– Возможно. Может, я это говорю. Может, ты сама. А может, ты просто дикая эгоистка и мы тебя ни черта не волнуем. Это возможно, не так ли?
– Возможно. Ты хочешь сказать, чтобы я больше сюда не возвращалась?
– Я этого не сказал.
Проблема состояла в том, что Оливер желал ее возвращения, и всегда бы желал, независимо от того, как бы она поступила с ним и с детьми, но в тот момент он ненавидел ее за причиненную семье боль. Сэм цеплялся за пего, словно тонущий, и таким он в самом деле был. Его рана не будет заживать очень и очень долго. Оливер говорил совершенно серьезно. Он задавался вопросом, не останется ли у них эта рана на всю жизнь. У Сэма, конечно, останется, особенно если Сара не вернется, что было вполне возможно. Она это отвергала, но кто знает – все может измениться, попади она снова в Гарвард. В ее жизни появятся новые люди, а муж и дети будут далеко-далеко. Для них обоих гарантий больше не было.
– Я думаю, мне следует уехать в ближайшие дни. Всем нам будет слишком тяжело, если я затяну с отъездом.
– Как хочешь.
Он пошел в ванную и разделся. Сара вдруг перестала быть ему близка. Только прошлой ночью они любили друг друга, а теперь она стала ему чужой. Чужой женщиной, которая пришла в его дом и оскорбила чувства его детей.
– И когда ты думаешь уехать? – спросил он, вернувшись в спальню.
– Вероятно, послезавтра. Мне надо собраться.
– Может, мне забрать куда-нибудь ребят, чтобы они не видели, как ты уезжаешь?
– Неплохая мысль.
Сара печально посмотрела на мужа. Говорить больше было не о чем. Они уже все высказали: обвинения, извинения, объяснения. Слезы тоже были.
– Я не знаю, что тебе еще сказать.
После прошедшего вечера, когда оба видели, как плакали дети, слова не требовались. Все же Сара своего решения не изменила.
– Я тоже не знаю.
Сара промолчала, она выглядела надломленной и оцепенелой.
Так они молча и лежали в темноте, пока наконец далеко за полночь Оливер не уснул. Сара же не спала до самого рассвета, слышала, как под утро вернулся Бенджамин, но ничего ему не сказала. Парень он был хороший, на его долю выпали нелегкие переживания, да и будущее ему предстояло не из легких. А он все еще был лишь мальчиком. Так по крайней мере думала Сара.
В ту ночь Бен стал мужчиной, для него это стало удивительным и прекрасным переживанием. Родители Сандры уехали, и он впервые познал физическую близость. Получилось так, будто судьба подарила ему женщину взамен той, которую он потерял чуть раньше в тот же вечер. Ночь показалась Бену странной – горькой и сладкой одновременно. После любовных восторгов они до поздней ночи говорили о том, что произошло у него дома. Сандра понимала его с полуслова, как никто другой. Потом они опять занимались любовью, а когда наконец Бенджамин вернулся домой, то лег в свою постель и стал размышлять о любви, овладевшей им, о матери, которую потерял, и вдруг понял, что потеря эта не такая уж страшная, раз у него есть Сандра.
Сара лежала, вслушиваясь в тишину дома, где спала вся ее семья. Она снова хотела бы ей принадлежать, но уже больше не принадлежала. Она была кем-то посторонним, и единственное, что ей оставалось, – это добиваться успеха в новой жизни, перспектива которой радостно волновала ее, несмотря на высокую цену, оплаченную сердечными и душевными травмами.
Пока все еще спали, Сара встала и начала собирать вещи. Все, что хотела взять, она упаковала в три чемодана и, когда Оливер встал, была готова. Приняла душ, оделась, заказала билет на самолет и забронировала гостиницу, где уже когда-то останавливалась. Отъезд был намечен на вторую половину дня.
– Куда ты собралась в такую рань?
Оливер удивился, видя ее одетую, и понял, что, пока он спал, многое было сделано.
– Пока никуда. Я уезжаю вечером. Детям скажу, когда они встанут. Они не огорчатся больше, чем уже огорчены. Съезди с ними куда-нибудь, хоть ненадолго.
– Попробую. Надо проверить, какие есть возможности.
Оливер принял душ, оделся, сделал несколько звонков. А за завтраком оба объявили детям, что Сара уезжает раньше намеченного срока, а они с отцом отправятся в Вермонт кататься на лыжах. Агнес было поручено собрать Сэма. Бенджамин поначалу хотел отказаться от поездки. Он сказал, что намерен позаниматься.