Выбрать главу

Побежали дни, которые когда вспоминаешь, то сердце будто на секунду остановится и потом сладко и медленно повернётся. Счастье было в том, что каждый из нас был откровенен друг с другом как со своею совестью. Зина любила одинаково мои и хорошие, и худые качества… Иногда в тихие, безлунные ночи мы садились в лодку и переезжали на заросший лозой и кустарником противоположный берег. Зина садилась на разостланном пледе, а я ложился возле, клал ей голову на колени и в разговорах вся ночь проходила как полчаса.

Мокрым песком пахнет, прошелестит в лозе турухтан, и снова тихо, слышно только, как мерно плещет, точно дышит Днепр. Где-то далеко-далеко, лают собаки.

Случалось, что и среди этого счастья ко мне начинал подкрадываться тот самый страх, о котором я уже говорил, — бессмысленный, совсем не идущий к обстановке.

Должно быть исторический Поликрат испытывал нечто подобное. Зина только улыбалась и гладила меня по голове, когда я говорил ей о своём настроении, и под её ласками снова забываешься, и на душе становится легче.

Потом вдруг откроешь глаза и видишь, что по небу точно бледно-зелёные мазки положены. Листочки лозы трепещут, шевелятся и покрылись росой, закрякала в стороне чем-то испуганная утка, и весь воздух кругом посвежел…

Скорее складывали плед и спешили к себе в квартиру, чтобы нас никто не заметил. Один только кот Ванька знал об этих прогулках и встречал нас снисходительным мурлыканьем, точно хотел сказать: «Я не сержусь, я не сержусь». В этот период времени я несколько раз начинал писать музыку на легенду, которую слыхал от Мастриды, но ничего не выходило. Меня совсем перестало тянуть к скрипке, и если бы она была живым существом, то наверное ревновала бы к Зине. Прошло лето, прошла и вся осень, и ни одного момента не было грустного в нашей жизни. Обставились мы уютно, комфортабельно и не по шаблону. Жалованья хватало как раз, и только сбережений делать мы не умели.

V

В январе Зина свою службу должна была оставить потому, что наступила беременность. Она ужасно обрадовалась, когда узнала об этом наверное, но стала хуже спать, а днём не отпускала меня ни на шаг.

— Послушай, — говорила иногда Зина, — ведь это должно быть очень интересно и наверное не так страшно, как об этом рассказывают… Ты прав, что не любишь людей, между ними мало хороших… А тот ребёночек наш, будет ли он хорошим? Поздняков — ужасно странный человек, узнав, что я не могу работать на пишущей машине, он рассердился: значит, во мне он видел только рабочую силу. Досадно мне за него и жаль его даже…

Снова пришла весна, и разлился Днепр, но мы уже не переезжали по ночам на другой берег, а сидели в квартире и обсуждали будущее.

Хорошенькое личико Зины вытянулось и пожелтело. Она тосковала и часто повторяла: «Ах, скорее бы, скорее бы»…

Незадолго до родов, Поздняков позвал меня и сказал, что помещение, в котором мы живём, ему нужно для склада, поэтому он прибавляет мне к жалованью ещё 30 рублей в месяц и просит найти себе квартиру в городе.

Я сначала упрашивал, потом перестал владеть собой и начал говорить дерзости. Поздняков только покраснел, но повторил, что если я хочу остаться на службе, то должен в трёхдневный срок исполнить его желание.

Мне стало ясно, что ему просто не хочется, чтобы в здании, где только стучат машины, и скрипят по бумаге перья, была ещё иная, не машинная жизнь.

Квартиру я нашёл скоро, но дорогую и неудобную. Несколько дней мы устраивались, и оба очень утомились.

Я сразу не понял в чём дело, когда Зина вдруг разбудила меня ночью и сказала:

— Ну, одевайся и поезжай скорее за Марией Павловной.

— Может быть это просто ложная тревога? — спросил я.

— Нет, не ложная, поезжай, милый.

Я оделся, вышел на улицу, и изо всех сил крикнул: «Извозчик».

По другой стороне, шатаясь, шли два пьяных. Услыхав мой окрик, они тоже начали кричать: «Извозчик», и помогли мне. Акушерка долго не отворяла дверей, потом вышла заспанная, непричёсанная, измученная и сказала, — сей час, но собиралась ещё минут десять. Приехали домой. Всё было ещё благополучно. Поставили самовар и стали приготовляться. Я не находил себе места. Мало-помалу началось это ужасное crescendo [5] страданий Зины. Под конец от её криков у меня звенело в ушах, я отупел и потерял всякую способность владеть собою.

К утру акушерка вышла из спальни и торопливо поздравила меня с дочерью. Я хотел туда пройти, но она взяла меня за руки и, шёпотом, отчеканивая каждое слово, сказала:

вернуться

5

Крещендо — итал.