– Девушка, доброе утро, – начал я, – будьте любезны, дайте, пожалуйста, самое эффективное средство от головы, только топор предлагать не нужно!
Девушка захихикала: видимо, ее юный возраст не предполагал знакомства с этой бородатой шуткой.
– Вот замечательные таблетки. – Она положила передо мной какую-то яркую пачку.
– А какой здесь активный компонент? – решил поумничать я.
– Ибупрофен! – ни секунды не задумываясь, выпалила она.
– Понятно, мог бы и не спрашивать, – состроил я недоуменное выражение.
Девушка фыркнула от смеха.
– А принимать-то сколько? – продолжил я и дальше строить из себя идиота.
– Достаточно одной таблетки! – рассмеялась девушка, неожиданно демонстрируя знакомство с классикой.
Вот так непринужденно разделавшись с единственным на это утро неприятным ощущением, я направился по привычному маршруту. И вот я в кресле аэроэкспресса, а впереди тридцать пять минут спокойствия и комфорта.
Я со всего размаху плюхнулся в кресло у окна и огляделся. Вагон все еще был почти пуст. Несколько мест были заняты командированными, легкоузнаваемыми по озабоченным лицам и сумками с ноутбуками, веселыми тинейджерами и двумя персонажами, сложно поддающимися четкой классификации: женщина лет тридцати, похожая то ли на жену олигарха, то ли на дорогую проститутку, и странного вида человек, больше всего напоминавший агента КГБ. В общем, никаких ярких индивидуальностей. Единственно, кто заслуживал внимания с точки зрения people watching[1], была нелепая парочка лет двадцати, парень был похож на повзрослевшего Ганса из сказки Гримм, но вот его спутница на Гретель никак не тянула. Внешностью и поведением она больше всего смахивала на ведьмину дочку – толстую и капризную, заполучившую принца то ли обманом, то ли колдовством. При этом обнимавший ее за попу Ганс выглядел абсолютно счастливым.
Невероятно! Но как? В который раз задал я себе этот скорее риторический вопрос – и моментально расплылся в улыбке, вспомнив развернутый комментарий Дениса на этот счет. На кресле рядом валялась оставленная кем-то газета. Бесплатная, которые вам норовят всучить наряженные в ватники кислотных цветов толстые тетки у метро. Я обычно читаю в них только два раздела на последней странице – гороскоп и анекдоты, что в подобном издании по сути является одним и тем же. Машинально взяв ее, я привычно взглянул на последнюю страницу. Гороскоп Весов на этот день стал для меня первым не совсем приятным событием на сегодняшнее утро: «Ваш близкий человек может сегодня вас неприятно удивить».
«Кого, интересно, они имеют в виду?» – подумал я. Жену? Ну вот кто-кто, а она-то меня ничем неприятным удивить уже не сможет! Хотя кто ее знает. В конце концов – почти в автоматическом режиме начал я процесс аутотренинга, – никогда эти гороскопы не сбываются! И обратился ко второму своему любимому разделу. С анекдотами дела обстояли гораздо лучше. Первым в списке шел скорее афоризм, моментально вернувший меня в прежнее состояние: «Мечта – это когда надеешься, что будет лучше, ностальгия – когда вспоминаешь, как было лучше, чем есть сейчас, реализм – когда есть то, что есть, а счастье – это когда не думаешь, что было, что будет и что есть». Это явный знак – судьба так мне подсказывает. Мне совсем не кажется, я и вправду по-настоящему счастлив! Читать в газете больше было нечего, я отшвырнул ее в сторону и уставился в окно.
Конечно, в питерском офисе меня работы ждет вагон и маленькая тележка, но, как наставительно утверждает один мой товарищ, «работа, не являясь мужским детородным органом, способна простоять неограниченное количество времени». Мое отношение к работе не настолько прямолинейное, а скорее философское: я никогда не хотел напоминать – и надеюсь, что никогда на них не походил – фокстерьерно энергичных яппи русского разлива, искренне полагающих, что только скорость, нахрапистость, наглость и тому подобные качества, отличающие крайне непорядочных людей, являются ключевыми для успешной карьеры. Я просто спокойно делаю свою работу, и получается это у меня неплохо. Другое дело, что, как труд небезызвестного Сизифа, работа эта никак не кончается, но это уже совсем другая история, и меня она сейчас совершенно не волнует – ничто не может потревожить моего почти абсолютного счастья.