Нет, вообще-то, жару я люблю. Где-нибудь на курорте, у моря или хотя бы около речки те же тридцать пять градусов воспринимаются благодатью. Хотя мне не нравится полностью «тюлений» отдых, но в перерывах между разного рода активностью, приятно полежать где-нибудь у воды и погреть промерзшие за зиму косточки. В идеале при этом — еще и прихлебывать холодное пиво. Что-нибудь чешское. Гамбринус там или крушовице…
Зря я подумал про пиво. Сразу чудовищно захотелось пить.
Борис Игнатьевич, где же вы?! Может быть, шеф специально медлит, меня так наказывает? Чтобы я, так сказать, сполна прочувствовал последствия собственной неосторожности? Так я уже понял, что виноват. Отнесся к происходящему чересчур легкомысленно. Все же недаром дозорные ходят в патруль по двое. Недаром смена длится по шесть часов. Потом внимание попросту притупляется, и даже у опытных оперативников, не чета мне, случаются досадные промашки.
Да, я не должен был мчаться на этот вызов. Тем более один. Но в последнее время я слишком сильно не любил оставаться днем дома. На сон мне хватало пять-шесть часов, а потом становилось попросту нечего делать. Все же, пока я работал в Дозоре аналитиком, такого перекоса не было. Там я был занят почти все время: работал с различными базами, писал программы, изучал то и дело появляющиеся новинки. Тогда я мог работать и дома, был бы только под рукой компьютер. К тому же… у меня не было необходимости загружать мозг работой, мне было и так хорошо. Это сейчас, после истории со Светланой, мне требуется постоянно быть при деле. Тогда же я был еще свободным и счастливым человеком, чего сам, как водится, не понимал.
Светлана появилась в моей жизни внезапно и сразу же прочно заняла в ней важное место. Сколько бы я ни ругался, ни ворчал на предопределенность наших отношений, я быстро к ней привязался. Не показывал виду, но считал ее безусловно своей. А она… да, наверное, ей было сложно. Все же она лишь недавно узнала о мире Иных, о том, что ей предстоит стать Великой Волшебницей, и мое поведение ничуть не облегчало ее адаптацию. И все же, мне казалось, что она приняла как данность то, что нам суждено быть вместе. Это и бесило меня, и восхищало. Но, увы, восхищение я никак не показывал, а вот раздражение и негатив выплескивались как-то сами собой. Да, я был сам виноват в том, что разрушил возможное счастье. Но от осознания этого было отнюдь не легче. Наоборот…
С того жаркого июньского дня прошло почти полтора месяца, но мне до сих пор кажется, будто это было вчера. Мы тогда, получив неожиданные выходные, собрались на даче у Тигренка. И я, должен признать, повел себя не лучшим образом. Довел Светлану до слез, после чего напился. Не знаю, было ли это последней каплей в чаше ее терпения или же спонтанным решением, но в тот вечер она пошла против судьбы и предназначения. Выбрала не меня. Ведь наше с ней счастье было лишь вероятностью, весьма высокой, но увы, так и не реализовавшейся. В тот вечер она предпочла Игната, и до сих пор они вместе. А я, сам все разрушивший неудачник, остаюсь не у дел.
Мы с ними теперь пересекаемся лишь по работе, от былой легкости общения не осталось и следа. Мне больно смотреть на их счастливые влюбленные лица, на то, как блестят их глаза, как они даже на совещаниях держатся за руки и шутят о чем-то, понятном лишь им одним.
Я отчаянно ревную Светлану, но при этом даже не уверен, что люблю ее. Была бы она так же счастлива со мной, как с Игнатом? Не знаю. Не думаю. Все же между нами не было той всепоглащеющей страсти, что искрит между ними. А что между нами было? Дружба? Симпатия? Предопределенность…
Иногда я задаюсь вопросом: а обратил ли бы я на Светлану внимание, если б не слова Бориса Игнатьевича? Как бы все обернулось, если бы он не принялся убеждать нас обоих, что мы предназначены друг другу судьбой? Может, тогда все сложилось бы так, как должно было: я бы ухаживал за ней и ценил каждую проведенную вместе минуту?..
Сожаления… это все, что мне теперь остается. И надежда на то, что когда в следующий раз я встречу «своего» человека, то не обижу его, не оттолкну. Что эта встреча вообще состоится. И что это снова будет Иной.
Как много мне, все-таки, было дано. И как я был глуп, что все упустил.
Мимо меня пролетел гигантский шмель, отвлекая от невеселых мыслей. Я проводил его взглядом. Шмель покружился над выгоревшей травой и, так и не найдя ни единого цветка, унесся в сторону оврага. Я снова остался один.
Вдруг моей спины что-то коснулось. Я вздрогнул, в первое мгновенье подумав, что это до меня все же добрался паук. Но, к счастью, боли за этим прикосновением не последовало. Я чуть повернул голову и увидел… о нет! Уж лучше бы это, и правда, оказался паук! У меня за плечом стоял Завулон. Он что-то говорил, но до меня не доносилось ни звука, а читать по губам я не умел.
— Не слышу, — сказал я, вымученно улыбнувшись, и мысленно чертыхнулся. Вот только Завулона здесь не хватало!
С главой Дневного Дозора я познакомился в тот же день, что и со Светланой, примерно полгода назад. Я тогда сорвал ему многоходовую операцию, помешал переманить Светлану на сторону тьмы. С одной стороны, мне льстила мысль о том, что на первом же своем серьезном задании я сумел утереть нос самому Всетемнейшему. С другой же… Завулон был известен своей мстительностью, он никому и никогда ничего не прощал, и даже Борис Игнатьевич велел мне быть с ним осторожнее.
Впрочем, пока что Завулон бездействовал. То ли считал меня, рядового мага третьего уровня, недостойным врагом, то ли… да нет, о том, что он забыл о моей роли в своем поражении, не могло быть и речи. Мне рассказывали, как он выжидал сотни лет, чтобы нанести удар в подходящий момент. Хотя, опять же, тогда речь шла о серьезных противниках, я же явно был не в его весовой категории. Он, если бы действительно этого захотел, мог бы уничтожить меня в любую минуту.
Но пока что он почему-то не проявлял враждебности. Напротив, за эти полгода уже дважды спасал меня из крайне неприятных ситуаций. Я не понимал его. В альтруизм темного, особенного — этого темного, — верить было бы глупо, так что я терялся в догадках, что ему от меня нужно, какую именно гадость он для меня готовит. И каждая наша встреча оборачивалась нервотрепкой.
Завулон, между тем, активировал какой-то амулет и обошел вокруг меня. Паутина к нему почему-то не прилипала. Осмотрев меня со всех сторон, он удовлетворенно улыбнулся и шагнул в сумрак, прямо к пауку. Немного помедлив, я последовал за ним. Мало ли, как все обернется, может и от меня, пусть даже связанного, будет какая польза.
В этот раз переход на второй слой дался мне чуточку легче, чем обычно. Голова у меня не кружилась, и, если б не паутина, я был бы готов сходу ввязаться в бой.
Однако Завулону помощь не требовалась. Он уже принял сумеречную форму, и теперь пауку противостоял демон. Почему-то сейчас он показался мне больше, внушительнее, чем в тот раз на крыше. Его фигура олицетворяла силу и мощь. Высокий рост, широченные плечи, защищающая тело броня-чешуя…
Паук плюнул в Завулона веревкой наподобие тех, что опутывали меня, но присоски скользнули по чешуе и упали. Завулон оскалился, демонстрируя внушительные клыки. Раздвоенный хвост мотнулся из стороны в сторону, и я невольно улыбнулся, представив вместо демона взъерошенного кота. Нет, не кота — полосатого тигра! Паук продолжил плеваться веревками и чем-то еще бесформенным, но даже на вид отвратительно-липким, что, не приставая к чешуе, падало к ногам Завулона. Завулон вдруг повернулся ко мне и — я не поверил своим глазам! — озорно подмигнув, бросился на паука. В его руке словно из ниоткуда появился боевой посох, раздался свистящий вой, и в сторону паука полетела огненная струя «Плети Шааба». Паук противно заверещал, заклацал жвалами, заплевался еще интенсивнее, но от пламени не пострадал. Впрочем, Завулона это, похоже, не удивило. Воспользовавшись секундной заминкой противника, он подобрался к нему почти вплотную. Снова свистнула плеть, запахло паленой шерстью.