Я повернулся на голос и увидел целую группу Иных. Здесь был и Гесер, и Завулон, и двое смутно знакомых мне по штабу Инквизиторов. Насколько я помнил, Освальдо был высшим темным магом и недавно прилетел к нам из Аргентины. Ирениус, напротив, являлся высшим Светлым, долгие годы жил в Праге, но, кажется, в мае-июне перебрался в Москву. Не знаю уж, с какой миссией он прибыл сюда изначально, но теперь занимал довольно высокий пост в московском отделении Инквизиции.
Ничего себе… какая представительная компания! А я ведь всего лишь отправил шефу сигнал о столкновении с неизвестной мне тварью и, признаться, был скорее готов увидеть Медведя с Тигренком, чем самого Гесера. Да еще в таком сопровождении.
Наверное, это у Завулона сработало оповещение о том, что я опять куда-то влип. Или Станислав запросил поддержку… ну да, с его репутацией не удивительно, что на помощь пришли древние Высшие.
— Кто это? Или что? — спросил я у шефа, подходя к группе магов.
— Зришь в корень. Это сейчас как раз самый верный вопрос: это пока что или уже кто, — вместо Гесера ответил мне Завулон. Правда, после его слов ситуация яснее не стала.
Я посмотрел на шефа, отмечая его напряженную сосредоточенность. Как и Завулон, он явно знал, кем или чем был младенец, но ничего объяснять мне не собирался. Разве что позже, когда мы окажемся в безопасных стенах штаба. Если, конечно, его что-нибудь не отвлечет, и он не забудет о моем скромном участии в обнаружении ребенка.
— Ну что, возьмешь его? — с ехидцей спросил Завулон Гесера, указывая на младенца. Шеф кхекнул, качнул головой, то ли отказываясь, то ли соглашаясь.
— Была бы здесь Ольга… — протянул он. И все же шагнул к младенцу. Наклонился и аккуратно, будто какой-нибудь проклятый артефакт, поднял его на руки.
Около минуты ничего не происходило. Шеф стоял, со всей осторожностью держа на руках ребенка, и внимательно его разглядывал. А ребенок, я готов был поклясться, столь же пристально смотрел на него в ответ. Вдруг он сморщил лоб и носик, вскинул сжатые в кулачки ручки, и я услышал, как кто-то рядом тихонечко чертыхнулся. Младенец громко, пронзительно заорал.
С тех пор, как я переехал в Москву, в моем ближайшем окружении ни у кого не было настолько маленьких детей. Но дома, в Саратове, мама частенько сидела с моей двоюродной племянницей. Кузина непонятно от кого залетела на первом курсе колледжа, но учебу не бросила, свалив заботу о ребенке на старших родственниц. Ох и наслушался я тогда детского плача! То Ирочка была голодной, то она промокала, и ее нужно было переодеть, а уж когда начались колики… Не спасали ни беруши, ни наушники с громкой музыкой, и я еще долго вспоминал тот период не иначе, как с содроганием.
Прошли годы, я уже и забыл, как пронзительно кричат дети. Но инстинктивно мне захотелось подбежать, сделать все, что угодно, лишь бы младенец замолчал. И смотрю, не мне одному. Ирениус шагнул к Гесеру и сказал:
— Дай-ка его мне.
Но не успел шеф передать ребенка, как я почувствовал… нечто. Все волоски на моем теле вдруг встали дыбом, а кожа покрылось крупными мурашками. Ветер вокруг резко усилился, и в его завываниях теперь слышались отголоски плача ребенка. Туман стал гуще, плотнее и как будто бы даже… засветился?
По всему Сумраку пробежала волна возмущений. Мне казалось, я чувствую, как сам воздух вокруг начинает дрожать. Внезапно все стихло. Рассеялся туман, даже перестал дуть обыкновенный для второго слоя ветер. Лишь крики младенца продолжали разноситься по Сумраку да накрапывал вечный дождь.
Странное это было затишье. Недоброе. Нехорошее. Боковым зрением я уловил, как Завулон и Инквизиторы активируют боевые амулеты. Лишь Гесер оставался безоружным, укачивая ребенка на руках.
— Дай его мне! — настойчиво повторил Ирениус. Сделал еще один шаг к Гесеру и протянул руки, чтобы забрать у него ребенка.
Но шеф лишь лукаво улыбнулся да покачал головой. Повернулся к инквизитору боком, загораживая от него ребенка… и тихонько запел. Он пел на незнакомом мне языке, но даже не понимая слов, я слышал, что это — колыбельная. Голос Гесера звучал мягко, успокаивающе, совсем как у моей мамы, когда она укачивала Ирочку. Я во все глаза смотрел на шефа Ночного Дозора, и восхищался многообразием его талантов. Хотя да, за те тысячи лет, что он прожил, у него наверняка были собственные дети. Увы, обычные люди, не Иные.
Ребенок стал кричать тише, как будто бы сомневаясь, продолжать ему плакать или нет. И даже напряжение в воздухе стало ощущаться не так явно, будто бы Гесер своей колыбельной успокоил не только ребенка, но и сам Сумрак.
Я было вздохнул с облегчением, как вдруг что-то замерцало, послышался треск, совсем как под высоковольтными линиями электропередач, и Сумрак буквально выплюнул в нашем направлении с десяток сумеречных тварей. Таких разнообразных существ я прежде видел разве что в той памятке, напечатанной для далеких от оперативной работы волонтеров. Кого тут только не было! Гигантский зубастый червь, неожиданно подвижное желеобразное тело без глаз и каких-либо конечностей, странная тварь, одновременно похожая и на белку, и на какого-нибудь кузнечика, нечто и вовсе нематериальное…
Я активировал свое супероружие, но не рискнул его применить: между мной и тварями как раз оказался Освальдо.
Твари, поначалу дезориентированные переносом, пришли в себя, и начался бой.
Честно говоря, прежде я видел лишь дважды, как сражаются Высшие: в тот роковой день на крыше московской высотки, когда Гесер под личиной Семена противостоял Завулону до на поле под Рузой. Сейчас все было как-то проще, без той театральной зрелищности, что так поразила меня в первый раз, но при этом и гораздо эпичнее, чем убийство хаюда.
Завулон и Инквизиторы приняли сумеречную форму, и я, почему-то вдруг оказавшийся у них за спинами, принялся разглядывать их с нескрываемым любопытством. Я знал, что в Сумраке оборотни и вампиры принимают свою истинный вид: так, Тигренок, становилась крупной мощной тигрицей, Медведь — косолапым той или иной породы, а Костя и его родители напоминали живых мертвецов. Также я знал, что многие достаточно старые и сильные Иные имеют сумеречную форму, но до этой минуты видел лишь вторую ипостась Завулона.
Освальдо, как и Завулон, приобрел демонические черты. Правда, он был похож не на нага, а на хищника из семейства собачьих. Характерно вытянутая морда, острые когти и зубы… умилительно пушистый хвост, в который, впрочем, были вплетены металлические боевые звездочки.
А вот сумеречную форму Светлого мага я видел впервые, хотя и знал, что именно с них люди когда-то написали первых ангелов. Ирениус раскинул белые крылья и, присмотревшись, я понял, что вместо перьев они покрыты сверкающими острыми лезвиями. Он вырос, став под стать своим Темным союзникам. В могучей руке он держал меч, то горящий огненным пламенем, то обжигающий смертельно-холодным льдом.
Помнится, в детсадовском возрасте я впервые попал в церковь. И там увидел взирающего на прихожан с потолка воинственного архангела. Я замер, не в силах оторвать взгляда от по-отечески грозной фигуры, и потом еще долго тот образ являлся ко мне во снах. То в роли защитника, то — голоса совести.
Может, я сейчас и не смог бы вспомнить ту фреску в точности, но мне вдруг показалось, что ее писали именно с этого Светлого. Развевающиеся за плечами золотистые длинные волосы, фигура воина, мощные крылья…
Какое-то время я с интересом разглядывал ловко орудующего мечом Ирениуса, затем переключил внимание на Завулона.
Это был уже третий раз, когда я видел его демоническую форму, но она вновь показалась мне несколько иной, чем запомнилось. На поле под Рузой меня в первую очередь поразила его сила и мощь. Закованный в броню-чешую, он и сейчас выглядел настоящей боевой машиной, и все же сильнее всего впечатлила та легкость, неповторимая змеиная грация, с которой он кружил между тварями. И это на втором слое Сумрака-то!