Счастье стоит все дороже и дороже...
В моем детстве оно стоило всего ничего, ведь сливочное мороженое на двоих с братом было счастьем или деревянные кубики, из которых можно было собрать разные картинки.
А теперь счастье стоит в тысячи раз дороже, ведь это поездка в Анталью, или даже в миллиарды, если счастье - это "Майбах". А три тысячи лет назад счастьем была всего лишь сытость.
А сколько будет стоить счастье через сто лет, если конечно, не мерить его счастливыми сериалами? В миллиарды раз дороже, и потому все более и более мы будем рады не счастью, как таковому, а его суррогатам. И эти суррогаты будут придумывать владельцы замков, яхт, красавиц и "Майбахов". И тут мы начинаем задумываться, что такое счастье, ведь владельцы замков, яхт, красавиц и "Майбахов" не очень-то и счастливы, как и черпающие счастье из менее дорогих товаров народного потребления. Мы начинаем задумываться и понимать, что истинное счастье ничего не стоит, ведь если прекрасная девушка отдалась вам из-за букета цветов, ужина в ресторане или дорогого вашего костюма, то это не счастье, это несчастье с огромными перспективами. Нет, все таки истинное счастье ничего не стоит, как ничего не стоит летний вечер, зимняя прогулка или эскимо на двоих. Вот как-то так...
Лучше всего в жизни были пельмени...
Это было самое счастье: все собирались и начинали лепить пельмени. Кто-то резал мясо, кто-то молол его, кто-то ладил тесто, раскатывал и кроил, кто-то их считал для статистики, кто-то резал салаты и прочие закуски, тут откуда-то появлялся дед, чтоб увести выпить рюмочку. В иные пельмени вместо фарша клали что-то еще. Тесто - для "размазни", соль - для "злого", жир - для "жадного". Было весело, когда тебе потом что-то попадалось, и все смеялись твоему удивлению, а дед наливал еще. Потом бегали в магазин (при таком веселье вечно не хватало), резали арбуз и дыню, пили чай и, счастливые, расходились...
А сейчас мы пельмени просто покупаем, как и всё на белом свете.
География счастья
Вот представьте, что все у вас было. И королева, и королевство, и яхты с замками, и "Майбах", и пища с золота. И представьте, что ничего не было, кроме рисовой каши с камешком, ванной комнаты, крашенной суриком, и этой женщины в бигудях. Это легко представить - и богатство, и бедность, - но понять, что в принципе это одно и то же, потому что и то и это не устаканивается в мифе жизни, поймет не каждый. Ведь у нас счастливый человек в Нью-Йорке счастливее счастливого человека в Москве и даже в Тель-Авиве, а человек в "Майбахе" точно счастливее человека в "Жигулях". Но такие географические обстоятельства убивают понятие "Счастье", и это поймет не каждый. Но каждый знает в душе, что Счастье не связано с географическими координатами, с лошадиными силами и гудящими небоскребами, не связано с едой с золота, с принцами и принцессами, каждый знает, что Счастье мечтательно происходит на белом песке у синего моря, или на кухоньке, ухоженной женщиной, оно происходит везде, где нет вещей и стоимости событий, происходит там, где нестрашно без футляров и кошелька...
Счастья - мн. ч.
Счастье случайно...
Ты его ищешь, ищешь, и вдруг: на тебе! - счастье, как белый гриб! Самое настоящее, пахнет как чистоплотная женщина! Ты хвать его!(или прыг оно тебе за пазуху прям на сердце!) и песни потом на ходу поешь, счастливый, или мурлыкаешь, поглаживая его под тужуркой. Хорошо это, но не все белые грибы белыми оказываются и не чернеют от времени. Счастье ведь и с другой стороны, как белый гриб - все его любят, глаза кладут и срезать норовят, а то и слямзить из-за вашей пазухи или березового кузова...
Срезанное счастье... Живет ли такое долго? Наверное, нет. Вот я и смотрю скептически, не срезаю, а вдруг поганка...
Память счастья.
- Ты много раз был счастлив? - спросила она, когда мы утомились.
- Да. Но лишь несколько раз был до конца счастлив. Почти как сейчас...
- А когда в первый раз?
- Это было давно. Мне было десять лет. Стояла страшная жара, мы с матерью - она в купальнике - лежали рядом на прохладном полу и ели виноград. Косточки мама складывала мне на живот... нет в пупок... Это было такое единение... Потом я был счастлив, когда появилась первая семья... И после горя было несколько мигов счастья. В Приморье, например. Совсем крохотных, но каких-то особенных... Мне не стоит, наверное, о них рассказывать ...
- Рассказывай, рассказывай! Что было в Приморье?
- Мы мчались по дикой тайге. Я сидел в кабине “Газ-66”-го и был совершенно счастлив, потому что впереди-внизу, на просторном, далеко вынесенном вперед буфере машины возлежала лаборантка Инесса... Иногда, грациозно повернув головку, она, на какое-то очень протяженное, очень плотное мгновение врастала в меня искрящимися глазами. Дорога сжатой синусоидой шла то вверх, то вниз, и сердце мое замирало раз за разом. В восторге, страхе, изумлении...
- Мне это неприятно! - отстранившись, сказала она. - Какой ты гадкий!
- Я так и знал! Но пойми, я бы не рассказывал ничего, если бы не принадлежал тебе всецело. Меня нет. Есть только ты, вобравшая меня полностью. Я не могу тебе лгать. Ты должна все обо мне знать... Я хочу чтобы ты любила, жила, говорила со мной! А не с моим отражением в чем-то... В глазах, весенней луже, витринном стекле, сознании... Мне интересно - возможно ли это? Или надо лгать, чтобы любимые не отстранялись? Тогда все это игра, а я не игрок...