— Нет! Мы благодарны вам за ваши слова, мадам, но просить должна королева.
Воцарилась тишина, все смотрели на Ее Величество. А государыня, гордо вскинув подбородок, хранила надменное молчание.
— Миледи… — позвал Майкл. И хотя говорил он совсем тихо, в окутавшей поляну звенящей тишине этот осторожный шепот прозвучал очень отчетливо. — Миледи, пожалуйста…
— Что "пожалуйста"?! — не потрудилась понизить голос Изабелла. — Я не буду просить!
— Но почему?! — с отчаянием спросил поэт, тоже перестав шептать. Все и без того, затаив дыхание, слушали их. — Что такого особенного в том, чтобы попросить?!
— Я… я не умею. Не умею просить.
Признание было неожиданным и немного неловким. Казалось, Изабелла и сама лишь сейчас осознала столь существенный пробел в собственных способностях. Умение просить представлялось чем-то естественным, свойственным каждому живому существу… неужели не каждому? Или короли и правда стоят выше прочих во всем?
— У вас ведь есть учитель… — заговорил Декабрь после продолжительного молчания, которое никто другой не посмел нарушить. — Верно?
— Верно, — устало ответили ему. — Верно, у Ее Величество есть учитель. Я.
Декабрь обернулся на звук этого утомленного, но все еще сильного голоса. Говорил мужчина весьма преклонных лет, с вытянутым скуластым лицом и по-прежнему зоркими, несмотря на возраст, глазами. Пожилой господин сидел на теплой меховой подстилке у самого огня и зябко кутался в покрывало. Выглядел он донельзя изможденным, больным.
— Вы — учитель королевы? — вежливо уточнил Декабрь, невольно смягчаясь.
— Да, я, — спокойно подтвердил тот. — Удивляет, как такая старая развалина может кого-то учить?
— Что вы такое говорите, профессор! — густо покраснев, воскликнула Изабелла.
Дилан даже не глянул в ее сторону, продолжая в упор смотреть на хозяина вечера:
— Поверьте, обычно я не так плох… эта поездка… она меня утомила, признаться!
— Охотно верю, — кивнул Декабрь и сурово добавил: — Вам не стоило отправляться в путь, господин учитель. Это было небезопасное решение.
— Мог ли я противиться искушению? — коротко рассмеялся Дилан, покачав головой. — Подснежники посреди зимы! Причем зимы снежной, холодной, морозной… эта загадка меня заинтриговала.
— Но вы так и не разгадали ее, верно? — не без грусти заметил Декабрь.
— Не разгадал, — не спорил тот. — Но многое для себя открыл… и понял.
Он не стал вдаваться в детали своего открытия и сразу перешел к другой теме:
— Вас интересует, почему Ее Величество не умеет просить? Признаться, мы с миледи проходили иные темы. История, география, арифметика и прочее в том же духе… я не воспитатель, я ученый.
— Но вы-то умеете просить? — настаивал Декабрь.
— Умею ли? — усомнился Дилан. — Право слово, не знаю! Это не так просто, как может показаться. Умение просить, не унижаясь, не роняя чувство собственного достоинства… это непросто!
— Нет-нет, это очень просто! — не согласился Майкл и покраснел под осуждающими взглядами окружающих. Еще бы — перебить столь одаренного профессора, да еще и поспорить с ним, с тем, кто прав априори!
Сам же профессор, впрочем, как будто не оскорбился. Обернувшись к юноше, он заинтересованно спросил:
— Вы так полагаете, молодой человек? Полагаете, это просто?
— Ну… я всегда был уверен в этом, — смутился тот. — Чтобы просить, не нужно унижаться… надо просто увидеть в человеке человека, если угодно.
— В человеке человека? — недоуменно повторила таинственную формулу королева, хмуря гладкий лоб.
— Да, Ваше Величество! — с энтузиазмом подтвердил Майкл, обернувшись к своей госпоже. Выражение его лица было очень взволнованным, парень явно боялся рассердить ту, которой поклонялся, но то же время хотел донести до нее свою мысль. Чтобы упростить задачу, юноша принялся помогать себе энергичными жестами, словно пытаясь наглядно изобразить собственную точку зрения: — Вы — королева. Государыня. Вы занимаете совершенно особенное положение в обществе, и этого никто не оспаривает! Да и как с этим можно поспорить? Но другие люди… ваши поданные… пускай многие из них не играют такой значительной роли, как вы, но они тоже живые, у них есть чувства и какая-то своя задача в этом мире. Пусть маленькая, но есть. И когда я кого-то прошу… я обращаюсь именно к человеку, а не к крестьянину, например, или лакею. К человеку.
Эта речь, пылкая и страстная, казалось, затронула в душе каждого из присутствующих некую тайную струну. Даже Декабрь, и тот нахмурился, всерьез размышляя над услышанным.