– Ну и как? – особо ответом не интересуясь, уточнила вампирша.
– Да не было у него ничего, конечно. Хвост да клыки – вот и вся контрабанда.
– При чём тут контрабанда? – вяло возмутилась Аниэра. – Я спрашиваю, как тебе мужик?
Эль возвела очи горе, но ничего, кроме потолка, не увидела. Кстати, потолок стоило бы и покрасить, а то вон трещины из угла в угол.
– Ты техник или кто?
– Когда дело касается мужиков, я «или кто». – Вампирша сладко потянулась, едва не выпрыгнув из корсета, зевнула розовой котячьей пастью – клыки у неё были нормальными, значит, на самом деле никем сегодня не полакомилась. – А когда техники, тогда да. Ладно, посмотрим, полечим, разберёмся.
– Только ты сначала разберись, а потом спать заваливайся, – специальным начальственным тоном приказала Эль.
На это вампирша ответила маловразумительным и совсем неубедительным мычанием – бояться начальства она решительно отказывалась.
– Слушай, ты зачем вламывалась-то? – запоздало поинтересовалась Эль в спину технику.
– А я помню? – удивилась Аниэра, обернувшись, приподняв безупречную бровь – левую.
И удалилась походкой королевы. Если, конечно, допустить, что королевы при ходьбе подкручивают задом, обтянутым узенькими кожаными брючками. Хотя, конечно, дай Хранители всем венценосным особам такие зады.
***
Многообещающие запахи, половодьем затопившие дом, немного, но всё же примиряли с реальностью: поджаренное до хрусткой корочки мясо, только что вынутые из печи булочки, ваниль, корица и свежие сливки – да-да, запах сливок, и на самом деле очень свежих, тоже чувствовался. А вот творящееся на кухне Эль не понравилось совершенно. Честно говоря, ничего сверхъестественного там не происходило: Рернег, невозмутимый, как, впрочем, и всегда, просматривал утренние газеты, Аниэра цедила через соломинку из тыквенной фляжки, а Джастин у плиты возился.
Но вот то, в каком виде он это делал, ни в какие ворота не лезло! Грим был полностью, то есть совершенно голым! Ну не считать же за наряд кухонное полотенчико, не до конца сходившееся на могучей пояснице. Конечно, была ещё и шевелюра, переходящая в гриву, которая, в свою очередь, истончалась стрелкой к крестцу. Но на полноценную одежду это никак не тянуло.
– Джастин, оденься! – отчеканила Эль.
По крайней мере, ей самой очень бы хотелось, чтобы прозвучало это именно чеканно.
Грим обернулся через плечо, вопросительно бровь приподнял – правую.
– В конце концов, это просто неприлично! – возмутилась таможенница, чувствуя, как у неё уши горят. – Сколько раз можно просить? У нас в любой момент может появиться… Да кто угодно может появиться!
Джастин мотнул головой снизу вверх, мол: «Ты о чём?»
– Человеческие предрассудки, – спокойно пояснил из-за газеты Рернег.
Он-то как раз был одет безупречно, даже при галстуке и заколку для этого галстука не забыл. На строгом тёмно-сером сюртуке ни пушинки, манжеты рубахи белоснежные. И туфли наверняка начищены до зеркального блеска – к гадалке не ходи.
– Атавизм, – высказала своё мнение Аниэра.
– Не скажи, – не согласился Рернег, складывая газету, – скорее эволюция. Естественная эволюция урезанной и ограниченной моногамной модели. – Оборотень взял кофейную чашку, между прочим, тончайшего фарфора, изготовленную на заводе, поставляющем посуду ко двору Их Величеств, отпил аккуратно. И как у него такое получалось? Рука-то немаленькая и пальцы не вот тебе аристократические. Шерсть он, конечно, регулярно сбривал или выщипывал, что ли? Но всё равно каждый жест – верх элегантности, куда там лордам, шерсти вовсе не имеющим! – Впрочем, должен заметить, что нам, я имею в виду, другие расы, не-людей, следует всячески поддерживать человеческую мораль.
– Вот я только всякие извращения поддерживать не кидалась, – фыркнула вампирша, едва не подавившись тем, что она там тянула.
– И тут я готов с тобой спорить, – Рернег расстелил на коленях хрустнувшую крахмалом салфетку. – У людей поразительные репродуктивные способности. Если они примут полигамию, то скоро для других существ места просто не останется.
– Ой, кто бы говорил! Да ваши волчицы в один помёт по трёх-четырёх детёнышей приносят! – на пустом месте, но разом вызверилась Аниэра. – Потому мы и…
– Господа, я вам не мешаю? – вежливо поинтересовалась Эль.
– Да нет, – вампирша как взвилась мгновенно, так в одну секунду и успокоилась, снова стала вяло-сонливой.
Рернег кхекнул в кулак, подтянул к себе маслёнку, принялся невозмутимо намазывать тост. Делал он это, понятно, безумно элегантно. А Джастин вовсе никак не отреагировал, к разговору он никакого интереса с самого начала не проявил, возился себе у плиты, помешивая что-то в кастрюльке, демонстрируя всем желающим покрытую паутиной белых шрамов спину.
– И почему у нас всегда такой бардак? – буркнула таможенница, присаживаясь к столу.
– Вы что-то конкретное имеете в виду, госпожа Эль? – осведомился Рернег, вопросительно брови приподняв – обе, спасибо Хранителям за неожиданные милости.
– Отчёт для управления за прошлый месяц готов? – ворчливо спросила девушка, из чувства противоречия засовывая в рот разом половину булки.
Спросила-то она просто так, лишь для того, чтобы что-то сказать, ну и для демонстрации кто здесь главный – в бумагах у оборотня всегда был образцовый порядок, даже какая-то маниакальная правильность.
– С добрым утром, господа и дамы! – ни с того ни с сего проснулось портативное Око, давным-давно забытое невесть кем на буфете. Эль пребывала в твёрдой уверенности, что оно совсем нерабочее. – Сегодня седьмое число месяца Медосбора по календарю Рагоса или вторая фаза Красной луны по календарю Полуночного мира. Температура везде комфортная.
– Интересно бы знать, для кого конкретно она комфортная, – пробормотал Рернег, ничуть не удивлённый неожиданным выходом техники из спячки.
– На северном полюсе Рагоса температура минус триста пятьдесят градусов по шкале Аплера. Для ледяных троллей вполне комфортна, – не растерялось Око. – Программа завершила свою работу, Отчёт сформирован. Я и Рернег. Совместимость семнадцать процентов, для брака непригоден.
Оборотень подавился тостом, раскашлялся, сшибив локтем чашку – кофе, чуть припорошенное гущей, раскрасило белоснежную скатерть красиво, эдаким акварельно растёкшимся пятном. А Эль, наконец, отмерла, вскочила с табурета, запутавшись в собственных юбках, едва не упав, бросилась к буфету, схватила кристалл, пытаясь вырубить проклятую болталку.
– Я и Джастин. – Око успешно проигнорировало её усилия, продолжая вещать совершенно идиотским, весомым, эдаким значительным тоном. – Совместимость девять процентов, для брака непригоден.
За спиной Эль грохнуло: то ли грим что-то уронил, то ли сам упал – оборачиваться и уточнять таможенница не стала, накручивая кристалл.
– Я и нир[4] Риу. Совместимость ноль целых семь десятых процентов, для брака непригоден. Отчёт завершён.
– А я как же? – обиделась Аниэра. – Нет, ну вот как так? Где справедливость, я вас спрашиваю?
– Не знал, что тебя и девушки интересуют, – прохрипел, так до конца не откашлявшийся Рернег.
– Да на кой они мне сдались? Но ты про гендерное равенство что-нибудь слышал?
Эль же, наконец, догадалась треснуть Око по затянутому туманом зеркалу. Правда, кажется, кардинальные меры запоздали, оно само замолчало.
– Бар-рдак! – разбуженной коброй прошипела таможенница и зажав притихшее Око под мышкой, строевым шагом промаршировала к выходу.
Правда, от пирожка, сунутого по пути жалостливым Джастином, отказаться решимости не хватило – уж больно виноватым выглядел грим, хотя он-то как раз тут был совершенно ни при чём.
***
Эль закинула сдавшее её со всеми потрохами Око на свою кровать и вылетела из дома, как пробка из бутылки. Вдоль невысокой, сложенной из речных камней стенки, огораживающей запущенный садик, она почти пробежала. И перевела дух только когда очутилась за кладбищенской оградой, миновав некогда внушительные, даже помпезные, а ныне изрядно погнутые, лишённые большой части завитков, поросшие желтоватым лишаём ворота. Вот по дорожке, вымощенной почти заплывшими землёй плитами, девушка пошла медленнее.