– Хорошая сегодня погода, не правда ли? – снова влез а’Дагд.
– Солнышко светит, – не стала спорить таможенница.
– Тепло, – заключил «безопасник».
Эль кивнула и тишком провела ладонью по волосам, проверяя не заиндевели ли? Уж больно тон у сеидхе был не тёплым.
– Ты хотел поговорить, – напомнила девушка.
– Мы говорим.
Таможенница снова кивнула, останавливаясь, глядя на пруд поверх плеча а’Дагда. Тот тоже встал и тоже, кажется, смотрел куда-то в сторону.
– Прости, – едва сумела выдавить Эль.
– Я вынужден просить прощения, – одновременно с ней выпалил сеидхе.
Постояли, помолчали, потаращились каждый в свою сторону.
– За что ты… – выдали хором.
Помолчали.
– Давай, ты первый, – решила Эль. – За что ты извиняешься?
– За мать, естественно, – скривился, словно унюхав что-то не слишком приятное, «безопасник». – Я был уверен, что она к тебе не пойдёт.
– Это как раз понятно, она же беспокоится.
– Обо мне не надо беспокоиться! Я уже подращенный.
– Она твоя мама.
– И это даёт ей право совать свой нос, куда не стоит? Я просто прошу, чтобы меня оставили в покое! Это так сложно понять?
– Да нет, не сложно, – согласилась Эль. – А вот почему ты на меня кричишь, не просто.
А’Дагд, уже разогнавшийся, будто споткнулся, хотя на месте стоял. Глянул искоса, зачем-то платок из кармана достал и снова убрал, даже не развернув.
– От растерянности, – буркнул недовольно.
– Кричишь от растерянности? – уточнила таможенница, рассматривая лебедей.
– А что мне ещё делать? – огрызнулся сеидхе.
– Логи-ично. Когда не знаешь, что делать, надо кричать.
– Эли, я хотел сказать, что ничего у нас не выйдет. Ни-че-го. Уясни это, наконец.
– Потому что проклятье? – осведомилась девушка, покачиваясь с носка на пятку. Руки она тоже за спиной сцепила – во избежание возможных недоразумений. А лебеди и вправду были хороши. – Или потому что я тебе не пара?
– Ты самая настоящая дура, – рявкнул «безопасник».
– А ты идиот. Это мы уже выяснили.
– Да послушай же! – а’Дагд схватил её за плечи, между прочим, довольно болезненно. Развернул к себе, встряхнул. – Ты не можешь не понимать…
– А что у нас последним было? – спросила Эль, рассматривая сеидхе.
Нет, всё-таки лебеди ему значительно проигрывали. «Безопасник», особенно злящийся, гораздо интереснее даже птиц-однолюбов.
– Ты о чём? – озадачился этот самый «интересный».
– Ну чем мы последний раз закончили, поцелуем или пощёчиной? – невинно пояснила Эль.
Странно, но на такой простой вопрос а’Дагд ответа, кажется, не знал. Он глянул на девушку совершенно бешенными глазами, стиснул её плечи так, что внутри что-то хрустнуло, перекатил желваками, ну и…
В общем, можно было ни о чём не спрашивать. Или в последний раз она всё-таки пощёчину залепила? Да кому какая разница! Главное, что здесь и сейчас были карамель, шоколад, бренди и далее по списку. Правда, бабочки, обещанные романами, в животе порхать так и не начали, но хуже от этого не стало, наоборот. До насекомых ли, когда просто мало? Мало и шоколада с бренди, его мало. И ему, кажется, тоже не хватало, и ему надо ещё.
– Вы что енто тут, поганцы удумали? Вы што енто тут делаете? А вот я вас!..
– Уйди, старик, по хорошему прошу, – хрипнул куда-то пропавший сеидхе разбойничьим голосом.
Эль завертела головой, пытаясь понять, что это такое происходит, только вот ничего особенного не случилось: «безопасник» был тут, и даже по-прежнему её обнимал, пруд никуда не делся, лебеди тоже. Правда, прибавился косматый седой дедок в сером грязном фартуке и с метлой. Но он же никакого значения не имел, так что можно…
– Гляньте-ка на этих! – завопил старик на удивление тоненько, да ещё метлой замахнулся, хотя стоял он довольно далеко, всё равно бы не достал. – Ещё огрызается тута, ещё лается! Чего удумали, говорю? Стоят тут, обжимаются-целуваются, а кругом ребетня, проходу от них нету! Куда ни плюнь, в дитёнка попадёшь, али в его мамашку.
Эль снова оглянулась, но никакой ребятни, даже лебединой, не обнаружила. Собственно, все дорожки вокруг пруда были совершенно пусты. Оно и понятно, время послеобеденное, приличные граждане суп переваривают, им не до прогулок.
– Да здесь же нет никого, – сказала примирительно.
– А и што, ежели нету? Как нету, так и будуть. А обе-ще-свен-ный порядок никому беспокоить не положено! На то он и обе-ще-свен-ный! – гордо сообщил дед, старательно выговаривая сложное слово.
– Да уйди ты, ради Хранителей! – взорвался сеидхе, излишками терпения явно не отягощенный. – Оперативная необходимость. Я капитан СМБ.
– Чем докажешь? – оживился старик. – Какая такая необходимость? Я ваши котячьи нужности зна-аю! Ишь, капитан, покажь, чего там у тебя есть!
А’Дагд выругался сквозь зубы, привычно полез в карман и замер.
– Забыл, – растерянно «безопасник» сообщил Эль. – Представляешь, значок дома оставил.
– Ага, а сам-то трепался! – возликовал дедан. – А раз правов нету, то и целувание ваше беспокойство обе-ще-свен-ного порядка и боле ничего! Я вам покажу котячьи необходимости!
Дедан проворно отбежал на пару шагов и оглушительно, залихватски свистнул, сунув в рот пальцы. А сеидхе шагнул вперёд, заслоняя девушку. От кого а’Дагд её защищать собирался, таможенница толком не рассмотрела, но, кажется, это были полицейские.
16 глава
Вам плохо? Крепко обнимите кота. Вот и всё, теперь плохо не только вам, но и коту.
Из трактата «Тысяча житейских хитростей»
Существует мнение, будто для романтики нужно определённое место, время, настрой, аура, флёр и прочие условности. В общем, просто так эта капризная дама не приходит, её заманивать нужно. Так вот, те, кто подобное заявляют, нагло врут! Романтике всего лишь нужны двое – ну или, в зависимости от личных предпочтений, трое там, четверо, – а больше ничего. В этом Эль теперь была твёрдо убеждена.
Казалось бы, чего такого: грязная и тесная камера, грубо сколоченные топчаны, поганое ведро в углу, пустое, но источающее миазмы совсем как полное. Вместо двери решётка от пола до потолка, от стены до стены; за ней узкий сводчатый коридор и ещё одна такая же решётка, и ещё одна точно такая же камера. Света всего ничего – лишь нервно мигающая лампа шагах в трёх, а то и больше. И с потолка капает. Не самое подходящее место свидания, да и время: когда ждёшь предварительного вердикта окружного судьи, сердце должно биться отнюдь не от любви или переполняющих желаний.
Дудки!
Какой там антураж, когда вот на эту решётку, что напротив твоей, облокотился хмурый до невозможности, мрачно глядящий исподлобья сеидхе. Он стоял, просунув руки в решётку, опустив кисти с содранными, до сих пор сочащимися сукровицей костяшками – воплощение чистой романтики!
Он бы мог и рта не раскрывать, уже одного его взгляда достаточно, чтоб колени слабели, в горле пересыхало, а под черепом розоватая дымка клубилась. Правда, бабочки так и не появились, но и без них всего хватало. Только ведь а’Дагд ещё и говорил!
Вернее, выговаривал.
– Я тебе что сказал? – цедил «безопасник» сквозь зубы.
– А я тебе? – в ответ огрызнулась Эль, тихонько млея.
– Я сказал убираться, – с упёртостью заслуженного барана, напомнил сеидхе.
– А я сказала, чтобы ты их не трогал.
– Что непонятного в приказе немедленно уматывать?
– Что непонятного в приказе оставить несчастных полицейских в покое?
– Ты обязана подчиняться. Если сказано прыгать, то ты имеешь право лишь спросить, как высоко, – рыкнул а’Дагд.
– Это ещё с чего? – изумилась таможенница.
– Хотя бы с того, что я мужчина!
– С чем тебя и поздравляю.
– А ты женщина!
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
– Поэтому ты должна…
– Всем, кому я должна, давно простила, – не выдержала, уставшая попусту млеть таможенница. – А сейчас внимание, задачка на логику, господин мужчина. Ведь только вы же ей обладаете, не так ли? Ну вот и ответь, что было бы, не наваляй ты этим полицейским?