Аниэра не выдержала – загоготала в голос.
– Кра-со-та, – по слогам выговорил «безопасник», впрочем, вроде бы, не слишком-то и удивлённый.
– Они в наглую мухлевали, – с достоинством сообщила фея. – А за такое канделябрами по физиономии бьют. И никто не посмеет сказать, будто это несправедливо. Я попыталась донести это до полицейских, которые хотели меня удержать. Совершенно не понято за что, кстати говоря.
– С помощью зонтика доносили? – спросила Эль, прокашлявшись – сыро в тюрьме, бронхит так и лип.
И нет, смех тут был совершенно ни при чём, вампирша сама по себе хохотала, о своём.
– А что по-вашему ещё остаётся слабой женщине? – поинтересовалась нира. – На силу необходимо отвечать с позиции силы. А если её нет, то сгодится и зонтик.
– С впаянной в рукоять свинчаткой, – сдал с потрохами матушку нежный сын. – Бар зачем разнесла?
– Перенервничала, – холодно пояснила фея. – Кстати, не забудь расплатиться. Не люблю оставаться в долгу. – Сеидхе кивнул, будто ему не впервой маменькины погромы финансировать. – И с этой милой девочкой тоже. Её выигрыш, естественно, забрали доблестные защитники правопорядка.
– Н-не весь, – икнув, отозвалась из-за стены «милая девочка», – десяток монет я в сапог сунула.
И Аниэра опять заржала жизнерадостной молодой кобылицей.
– Умница, – умилилась нира. – Мальчик мой, очень рекомендую обратить внимание на…
– Мама! – повысил голос а’Дагд.
– Эй, кто тут Данери будет? – рявкнули в коридоре. – А ну выходь!
– Я Данери, – пискнула мигом перетрусившая Эль, – только выйти не могу, тут заперто.
– Вот возись вечно с такими, – проворчал толстый охранник, позвякивая ключами, – пакостят и пакостят! А их то впускай, то выпускай, да ещё не пожравши. Куда такое годится?
Эль бухтение полицейского не слышала, она на сеидхе смотрела, а тот на девушку. Вроде бы «безопасник» что-то сказать хотел, но не стал, снова на топчане разлёгся. Наверное, потому – от его равнодушия и безучастности – таможеннице происходящее разом неинтересно стало. Ну ведут куда-то и ведут: лестницы, коридоры, двери – подумаешь!
Вот почему промолчал – это важно. Почему даже банального: «Всё будет хорошо!» – не сказал? Матери постеснялся? Побоялся? Или а’Дагду просто всё равно, что с ней, Эль, там дальше будет?
Судья, в косо, явно впопыхах, надетой мантии, в сдвинутом на ухо парике таможенницу тоже не заинтересовал, впрочем, как и девушка его. Обрюзгший эльф мельком глянул на приведенную, яростно поскрёб под завитыми кудельками и с места в карьер, будто его на середине строчки перебили, принялся зачитывать с листа.
– … по установленному факту любления в общественном месте…
– По какому факту? – выпалила Эль, жёстко вышибленная из тяжких дум.
– Любления, – недовольно повторил судья, снова почесав под париком. – Свидетель чётко показал: «Любились у пруда на глазах детишек», – толстяк-полицейский, стоящий за спиной Эль, осуждающе крякнул. – Так дело было?
– Не так, – помотала головой таможенница. – Ничего мы не любились. И никаких детишек там не было. А уж у них на глазах…
– А что вы делали?
– Мы… мы просто разговаривали, – промямлила девушка, поняв, что объяснить, чем она с сеидхе у пруда занималась, никак не может.
– Господин судья, – подал из угла голос василиск, которого Эль только тут и заметила, – мы же с вами договорились.
– Ага, – согласился законник, опять утыкаясь носом в листок. – Та-ак… «По установленному факту любления в общественном месте была проведена проверка, показавшая, что госпожа Данери при данном нарушении не присутствовала». Вы свободны.
Судья решительно и окончательно пристукнул деревянным молоточком по подставке.
– Совсем свободна? – зачем-то уточнила таможенница.
– То есть совершенно, – заверил её Валь, нежно беря девушку под локоток. – Пойдёмте.
Ну Эль и пошла, пытаясь на ходу осознать, что же случилось. Почему-то больше всего таможенницу один вопрос интересовал: если её у пруда не было, то с кем же целовался а’Дагд? То есть его же тоже должны отпустить! Или нет?
***
На улице Валя дожидался экипаж, да не какой-нибудь наёмный, а личный – вот стоило лишь один только взгляд бросить, чтобы понять: собственный. На кентавре ливрея была надета и попона со сложносочинённым гербом, на дверце колёсного паланкина, резного, да ещё вызолоченного, такой же. А ещё занавесочки бархатные и сиденья мягкие. В общем, разврат в чистом виде.
Правда, передвигаться во всём этом великолепии оказалось жутко неудобно. Во-первых, василиск очутился слишком уж близко, как не старайся, а коленками приходилось тереться. А, во-вторых, ехать в полном молчании не слишком уютно. Нет, Эль, конечно, принялась спасителя благодарить, как только поехали, но тот так на девушку глянул, что у неё вообще всякая охота говорить пропала. Вот и сидела, благонравно сложив руки на коленях, рассматривая мерно качающиеся кисточки на шторках.
– От вас я такого не ожидал, – наконец, открыл рот василиск, когда уже полпути до таможни проехали. Лучше б и дальше молчал, честное слово! – Я многое в этой жизни понимаю, – неприязненно продолжил Валь, ответа так и не дождавшись. – Уж что-что, а пыль в глаза а’Дагд пускать умеет, впрочем, как и любой сеидхе. Но вот то, как вы приняли эту мишуру за чистую монету, позволили поддаться чувствам, никак не укладывается.
Он покачал головой, будто собственным словам не очень-то веря.
– И какую мишуру я за чистую монету приняла? – спросила Эль, по-прежнему таращась на занавески.
Просто так спросила, чтобы разговор поддержать. Всё-таки изображать собой оскорблённую невинности в данной ситуации казалось слишком уж глупым.
– Да хотя бы взять его представление с пегасами и купидонами, – поморщился Валь. – Поразить воображение, не затратив при этом ни медяка! Ничего не скажу, умно. А, главное, необременительно.
– По-моему, это называется злословие.
– Ничуть, я лишь оперирую фактами. Нагнать купидонов, когда у тебя под следствием двое из их братии – это, по-вашему, достойно? Естественно, они из подгузников выпрыгнут, лишь бы угодить!
– Пегасы тоже под следствием? – заинтересовалась Эль.
– Не знаю, – нехотя отозвался василиск. – Но уверен, и они обошлись задешево.
– Значит, вы считаете, что поражать можно исключительно денежным эквивалентом?
– Да, не скрываю, я так полагал раньше, до встречи с вами, – ничуть не смутился Валь. – Теперь, конечно, осознаю, что был не прав. Но это всё равно выше моего понимания. Чем, чем, скажите, он вас сумел так очаровать, что вы и в каталажке готовы сидеть?
– Ну, моего мнения никто не спрашивал, – пробормотала таможенница, теребя юбку. – В смысле, полицейские не слишком-то интересовались, готова я или не очень.
– Почему вы мне не даёте шанса?
– На что? – искренне изумилась Эль.
– Драгоценности, да и материальные блага вообще вас не интересуют. Своих проблем мне вы не доверяете. Или вас действительно привлекают шуты? – почти зло выговорил василиск. – Теперь я понимаю, что та ваша программа по подбору кандидатов – случайность, вы не столь разумны, как мне думалось.
– Да почему?
– Потому что я полностью соответствую прописанным вами же параметрам. Но вы почему-то предпочли этого сеидхе.
– Ну послушайте же, Валь, – Эль стало так неудобно, даже стыдно, будто и впрямь провинилась, что она василиска неженько за рукав взяла. – Для начала, нет никаких предпочтений, о чём тут говорить? Не о чем. Всё это, совсём всё, сплошное дурацкое недоразумение, а вовсе не «жили долго и счастливо».
Василиск так сверкнул линзами чёрных очков, что таможенница не только руку убрала, но и в сидение вжалась, пытаясь как можно в меньшую кубатуру уместиться.
– Продолжайте, – резко приказал Валь.
– Да, собственно, я только ещё хотела сказать, что не понимаю, почему вы так… Зачем так настаивать-то? История с артефактом закончилась, а подходящих жён в Рагосе пруд пруди. А вы всё…
Что он «всё» Эль сама толком не понимала, поэтому и замолчала, василиск отвечать тоже не спешил, а от того, что было не понятного, куда он смотрит, стало совсем некомфортно – хоть из паланкина выпрыгивай и беги куда подальше.