Наташе даже в голову не пришло, что до сих пор хрупкое благоденствие их семьи держалось на ее плечах. Это она вставала до зари и спешила прибрать участок. Андрей если и выходил изредка, то так — размяться. Или когда она уж очень себя плохо чувствовала. Только последние два месяца, когда Наташа носила дитя, он старался оберегать ее, беря на себя утренний труд. А она мучилась угрызениями совести, оставаясь нежиться дома под одеялом и испытывая к Андрею нежную признательность.
— Ничего, Андрюш… Что-нибудь придумаем… — виновато сказала она.
— Да что тут придумаешь? — раздраженно буркнул Андрей. — Я узнал, шестьдесят рублей стоит квартиру снять. Да и то на окраине и без телефона.
— Но мы же жили без телефона, — заметила Наташа.
— Да, но в центре! — воскликнул он. — А представь, сколько придется до института добираться откуда-нибудь из Отрадного? Там и метро-то нет.
Наташа кивнула и тяжело оперлась на его подставленную руку.
Итак, у нее больше не было дома. Никакого. Нигде… Там — пепелище… здесь — катись на все четыре стороны… А она так спешила, торопила поезд, чтобы укрыться за ставшими родными стенами их «дворца» и хоть чуть-чуть почувствовать себя защищенной…
Иван Лукич Козлец ерошил свою разномастную бороденку. Ему было нестерпимо жаль бедную девчонку… Но что он мог поделать? Его уже некоторое время осаждали несколько претендентов на почетную дворницкую должность желающие решить свой жилищный вопрос за счет подведомственной ему жилплощади.
Он бы оставил Наташу и дальше в столь драгоценном полуподвале… Но его чистоплотная душа кровью обливалась при виде неметеных участков. Да и районная комиссия уже сделала замечание. А замечаний и указаний Иван Лукич терпеть не мог.
По-хорошему, конечно, пацан ее вполне мог бы веничком помахать, не все ж девке-то надрываться. Да занятой он, едрить его в корень! Чистоплюйский мальчишка. Баловень.
Иван Лукич не понимал, почему Андрей вызывает в нем такое глухое раздражение. Наташа, напротив, будила в нем удивительно теплое чувство. Как внучка, что ли?
Она стояла перед ним в его кабинете, такая худенькая, осунувшаяся, печальная. А он ругал себя за бесчувственность. Да если б эта чертова квартира была его личной! Да разве б он когда-нибудь…
— Я все понимаю, Иван Лукич, — тихонько говорила Наташа.
Понимает она! Он злился на себя и, еще пуще терзая несчастную бороду, выдирал клочки.
— Вы подождите пару деньков… Я что-нибудь подберу, и мы сразу съедем, — она просительно посмотрела на него. — Только пару деньков… Пожалуйста…
«Да живите вы сколько влезет!» — чуть не воскликнул Иван Лукич. Что ж он, изверг, что ли? А вслух сказал, медленно подбирая каждое слово:
— Даю вам месяц сроку…
И прятал свои чувства за напускной важностью.
— Ой! — обрадовалась Наташа. — Неделю! Спасибо большое!
Месяц показался ей царским подарком. Она уже думала, что, не распаковывая чемодан, придется идти на улицу, оставшись в буквальном смысле без крыши над головой.
Она повернулась, чтобы уйти, но Иван Лукич прокашлялся и бормотнул вдогонку:
— Слышь, ты, Наташа… На Банный сходи. Там бабки, может, угол какой сдадут по дешевке. Только сразу иди, пока все студенты не съехались. А то… конкуренция…
— Банный… — наморщила лоб Наташа. — Это что?
— Банный переулок. От метро «Проспект Мира» пару кварталов, — пояснил Иван Лукич. — Да ты там сразу увидишь…
Наташа торопливо кивнула.
— Ты только торгуйся получше!
Иван Лукич вздохнул: несмышленыш она еще…
— Я не могу! У меня сегодня консультация! — сразу же заявил Андрей, едва Наташа заикнулась о том, чтобы поехать на поиски квартиры вместе.
— В воскресенье? — удивилась Наташа.
— А что ты думала? Спасибо, Марго согласилась в свой выходной отстающего поднатаскать… Такая сознательная старушенция…
Андрей быстро натягивал джинсы и новый, подаренный отцом свитер. Покрутился перед зеркалом и, заметив удивленный взгляд Наташи, пояснил:
— Бабулька на ладан дышит, а сама от симпатичных студентов просто тащится.
Он фыркнул про себя, представив, как «потащится» от него «бабулька» Ирина. Она сегодня обещала взять у отца ключи от дачи. Там она его по всем вопросам и «проконсультирует»…
— Сходи сама, тебе же все равно делать нечего, — повернулся он к Наташе, гася в глазах вдруг возникший блеск нетерпеливого желания.