Но значит, все же осталась крохотная искорка, раз Ирина сумела раздуть из нее новый пожар.
Он и в этом случае оказывался ведомым — вся инициатива принадлежала Ирине. Это она, кошка, обольстительно терлась вокруг него, желая снова прибрать к рукам, к своим острым коготкам… сцапать, как воробушка… И словно облизывалась в предвкушении сладкой добычи…
…Все сборы проводились в такой спешке, что Наташа еще упихивала в сумку последние вещи, выгребая их из ящиков без разбора, а Владимир Константинович уже ждал их у машины, готовый умчать их в Томилино, к новой жизни в старом доме.
Какой-то листок выпал на пол из груды белья. Наташа подняла и с любопытством развернула… Стихи? Откуда?
— Белая бабочка… Светлячок в ночи… Украденная мечта… Оборвавшаяся мелодия… — быстро выхватила Наташа из текста, пробегая глазами строчки.
Она не сразу и сообразила, что стихи предназначены ей. Она напрочь забыла о Сашином подарке в день свадьбы. Столько других событий, неизмеримо более важных, происходило в ее жизни… И из памяти совершенно стерся беглый эпизод, в общем-то не имеющий для Наташи большого значения, — Сашин приход на ее свадьбу и этот быстро вложенный в ее руку листок.
Если бы она знала, какое огромное воздействие на Сашину жизнь оказала ее свадьба с Андреем, то наверное, внимательнее отнеслась бы к его стихам, не забыла их под грудой белья.
Но увы… Мы выбираем, нас выбирают… Как это часто не совпадает…
«Какой он смешной, — подумала Наташа. — Какой милый и наивный… Разве я тогда могла казаться бабочкой? С моим-то растущим пузом… Скорее уж, гусеницей…»
Но ей, как и всякой женщине, было приятно осознавать, что она нравится, что ее обожествляют, что она питает вдохновение поэта… Приятно… но не более того…
Наташа быстро скомкала листок и швырнула его в угол, в кучу мусора и обрывков газет и шпагата. И опять-таки из опаски, что может увидеть и неправильно истолковать Андрей.
Как она будет жалеть потом, спустя время, об этом своем поступке… Если бы она знала тогда, как ей когда-нибудь захочется перечитать эти наивные юношеские стихи, погреться у жаркого огня этого полыхающего чувства… Но что сделано, того не воротишь…
Она вытащила в коридор упакованную сумку, даже не оглянувшись на оставшийся в опустевшей квартире сиротливо белеющий клочок бумаги с торопливыми, написанными любящим сердцем строками…
Как здесь легко дышится… Какой простор!
Наташа восхищенно обводила взглядом огромный старый сад за мартыновским пятистенком. В свой прошлый приезд она не видела этого великолепия, скрытого темнотой и тяжелыми снежными шапками…
Теперь она трогала ладонью шершавые стволы яблонь, еще не успевших сбросить к ее ногам обильный краснобокий урожай, любовалась изящными алыми кистями калины и рябины… А этот запах влажной земли и преющих листьев… И горьковатый дымок с соседнего участка — там тлел золотистый холмик сметенных в кучу опавших листьев.
Наташе почему-то стало щемяще жаль, что люди сжигают это рассыпанное под ногами золото.
Она медленно прошлась по саду, который в эту пору, как нарочно, представал перед ней во всем своем великолепии.
На малиннике еще оставались ссохшиеся ягоды, и Наташа стала обрывать их и отправлять в рот, прижимая языком их мохнатые сладкие бусинки.
В углу на полянке сохранились старые качели — наверное, еще Иринины. А рядом — заросли сирени… Как здесь, должно быть, здорово весной, все окутано сиреневым облаком и напоено ее ароматом…
Ей захотелось жить здесь круглый год, день за днем, чтобы зима сменяла осень, а весна зиму, чтобы сад преображался, открывая ей свои новые грани… Подумать только! Ведь так и будет! Наташе вдруг ужасно захотелось пройтись босиком по все еще зеленой траве с яркими багряными и лимонными пятнами листьев. Она быстро оглянулась на дом и скинула туфли…
Земля словно давала ей жизненные силы… Нет, правда, Наташа почувствовала слабый ток, поднимающийся от ступней вверх и разливающийся по всему телу…
— Наташка! С ума сошла?! — высунулся в окно Андрей. — Немедленно обуйся!