— Меня интересует учение о карме.
— Гм, интересно. А почему именно карма?
— Как почему? Потому что карма — это справедливость. Каждый получает то, что заслужил. Тютелька в тютельку. Ни больше, ни меньше. И из этого складывается судьба.
Профессор задумался. Ему нравилась эта девочка. Сильная студентка, подает надежды. Как хорошо, что она задумывается прежде всего о проблеме справедливости. И, он уверен, свою работу она напишет не формально, не ради оценки в зачете. Пусть трудится. Пусть пробует, ошибается. Быть может, рано или поздно из нее выйдет настоящий ученый. Подлинный философ, а не такой, как эти многочисленные кандидаты и доктора наук, которые получают свои знания, цитируя высказывания очередного вождя.
Профессор невольно поморщился, вспомнив, как исправляла свою диссертацию его дочь после смерти Брежнева. Механически вычеркивала ссылки на бывшего Генсека, заменяя их высказываниями Андропова.
— Платоша! — сказала тогда ему Ирина назидательно. — Я вообще не понимаю, как ты пробился в профессора. Ты ни бум-бум в таких простых вещах. Это же самое главное: сноски и библиография. В перечень использованной литературы я вставлю еще и нашего нового секретаря партбюро. Он как раз издал книжку, на мое счастье.
— Но он тупой, как валенок!
— Зато влиятельный. Мне что надо? Успешно защититься. — Ирина приняла позу древнеримского оратора и высокопарно продекламировала: — Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан!
…Наташа не станет так поступать. Она будет настоящим ученым, без фальши. Может быть, в этом — ее судьба. Ее карма.
И опять — что за наваждение! — всплыло в памяти профессора прекрасное лицо Вианы. И ее низкий голос:
— Судь-ба. Суд Божий…
Ирина злилась. С каждым днем злилась все больше и больше.
Мало того что отец отдал дачу в распоряжение этой деревенщины. Так Ирина еще и дома теперь постоянно слышит от него одно и то же: Наташа, Наташа, Наташа… Тьфу!
Дошло до того, что он поставил ей, своей дочери, в пример эту бледную глисту: Наташа, дескать, очень хорошую работу пишет, а ты?
— Трудно жить не работая, но мы не боимся трудностей! — ответила Ирина якобы шутливо, но внутри у нее все кипело от раздражения.
Только что звонил Андрей. Умоляет встретиться. А где? Не здесь же, под носом у папашки?
К тому же сюда, того и гляди, заявится эта их чернявая знахарка… как ее… Виана.
Виану Ирина невзлюбила с первого взгляда: она терпеть не могла женщин, соперничающих с ней по красоте. К тому же их водой не разлить — целительницу и Натали, а Ирину теперь бесило все, что касалось Наташи.
Как хорошо было бы сейчас крутить любовь на даче! Так нет же: там эта придурочная пишет свои умные работы.
Чтобы хоть как-то успокоить разгулявшиеся нервы, Ирина принялась наводить порядок в квартире.
Пыль, пыль, сколько ни вытирай, всюду пыль. Это от книг. Черт бы их побрал! Папашка покупает и покупает, проходу от них нет, уже на полу по всем углам стопки стоят. Не квартира, а букинистическая лавка. Или пункт приема макулатуры. Вот взять назло да отдать все пионерам, которые бумагу собирают. Всюду валяются эти рукописи. Ладно бы только свои, а то еще и студенческие!
Вот, например. На самом неподходящем месте. На магнитофоне. А если дочери захочется музыку послушать?
Она взяла стопку листов, исписанных твердым, четким почерком, чтобы переложить на отцовский письменный стол. И вдруг увидела на титульном листе: «Денисова Наталья. II курс философского факультета МГУ».
Первым ее порывом было разодрать, растоптать, уничтожить рукопись. Но Ирина редко поддавалась первому порыву. Гораздо чаще она действовала обдуманно.
И, поразмыслив, она сложила листы пополам и спрятала в свою сумочку.
Доцент Ростислав Леонидович очень хотел стать профессором. Это было трудно, однако в принципе возможно.
Еще больше ему хотелось породниться с профессором Мартыновым и стать его зятем. Но завоевать Ирину Мартынову казалось ему невозможным в принципе.
Она всегда оставляла выбор за собой. Она сама завоевывала кого считала нужным. И, похоже, у доцента перспектив не было.
Ирина здоровалась с ним вежливо, но не более того. А он каждый раз провожал ее тоскливыми взглядами и на заседаниях кафедры старался сесть к ней поближе.
Поговаривали, что у Ирины роман с каким-то молодым дипломатом. Ростислав Леонидович отказывался в это верить.
В свои сорок лет он был еще холостяком. Он понимал, что пора обзаводиться семьей, но достойной кандидатуры на роль своей жены все не мог встретить.