Ра-дуга — мост, соединяющий бренную землю и высокое царство счастья. А представление о счастье было теперь связано для профессора накрепко с одним лицом, с одним именем, с одной женщиной.
И этой женщиной была Виана.
Владимир Константинович высвободил свой мизинец. Теперь он уже был в состоянии снять шнурок с шеи. Он положил кольцо на ладонь и принялся — в который раз — разглядывать его.
Серебряное колечко было маленьким, снятым с тонкого женского пальца. С пальца Вианы. Она носила его на указательном.
Казалось, что от кольца исходит многоцветное сияние, точно от крошечной радуги, которой по прихоти вздумалось сомкнуть свои края, превратившись из дуги в окружность. Металл был не прохладным, а теплым. То ли он нагрелся от тела самого профессора, то ли в нем жил свой собственный жар, циркулировала собственная жизнь.
И вдруг Мартынову поверилось, что оно живое. Он, всемирно известный философ, рационалист, всю жизнь возводивший сложные логические построения, сейчас, как дитя, поверил в сказку.
«Вот прокатится колечко по самому краешку радуги, указывая мне путь. И пойду я вслед за ним. И приведет оно меня к… к чему? Неужели к новой любви? Возможно ли это? Я столько лет жил бобылем, храня память о Татьяне. А теперь вдруг потерял голову от другой женщины? Да еще столь непохожей на мою покойную жену… Татьяна, Танюша, прости меня…»
Порыв ветра прошумел, сбивая с мокрых листьев оставшиеся капли. И профессору в этом легком, шуршащем звуке послышалось: «Прощаю».
И вновь вспыхнуло колечко, маня его куда-то…
Профессор вывел машину на проспект Вернадского: он вновь чувствовал себя за рулем уверенно, силы вернулись, тянущей боли и след простыл.
Он мчал мимо цирка на Ленинских горах, мимо недавно выстроенного детского музыкального театра Натальи Сац… Ехал не целенаправленно, а так, куда глаза глядят. И в то же время каким-то шестым чувством ощущал: куда бы он ни направлялся, он теперь всегда движется в одном направлении: к Виане. И где бы он ни находился, она всегда рядом.
Совсем недавно она выхаживала его после микроинфаркта. Его мучили уколами и таблетками, его изводили всевозможными запретами. Ирина заметно нервничала: ведь она вынуждена была сидеть при нем неотлучно, забросив свои увлекательные похождения. И он чувствовал себя виноватым перед дочерью: она молодая, ей хочется жить «на полную катушку», а тут ухаживай за стариком. Да, в тот момент Владимир Константинович чувствовал себя стариком, никому не нужной развалиной, обузой.
Однажды, когда Ирина унта на рынок за фруктами для больного, профессор взял да и набрал номер Вианы. Он сам не знал, почему и зачем это делает. Они обменялись номерами телефонов еще в клинике у Наташи — и, похоже, тоже оба не знали, для чего и зачем. Просто так. Раз уж познакомились, отчего бы не дать друг другу свои координаты?
И сейчас, во время болезни, он от нечего делать просматривал свою записную книжку. Вспоминал старых друзей… Вдруг натыкался на фамилию человека, которого уже не было в живых. Остался лишь адрес, по которому теперь, наверное, проживают совсем другие люди… Иные фамилии вовсе ни о чем ему не говорили. Видно, случайные были знакомства… Чье-то имя вызывало волну добрых чувств, кого-то вспоминал равнодушно, а с кем-то были связаны в прошлом и неприятные эмоции…
И вот — номер, вписанный ею, Вианой, в книжку собственноручно.
Заметная, выделяющаяся строчка, выведенная красным фломастером: а фломастер этот, как и все у Вианы, был особенным, непохожим на то, что продается в магазине. Тоненькая-тоненькая золотистая палочка.
Профессор тогда еще пошутил:
— Волшебная палочка?
— Конечно, — вполне серьезно ответила ему Виана.
Волшебная палочка писала красным цветом, как будто кровью. И когда профессор увидел эту пунцовую строчку среди обыкновенных, синих и черных записей, кровь его действительно по-юношески закипела.
И он, больной, немощный, презирающий себя за слабость, поднял телефонную трубку и стал торопливо крутить диск.
Виана отозвалась после первого же гудка, в ту же секунду. Будто специально дежурила у телефона, ожидая его звонка. И узнала она Мартынова сразу, ему даже не пришлось представляться. Фея, да и только!
— Владимир Константинович? Что-то мне сегодня голос ваш не нравится… Да, слышу, что болеете. Сию минуту еду.
Она едет к нему! А ведь он ни о чем ее не просил. Такое ему даже и в голову не приходило.
Интересно, она к каждому больному вот так срывается или только к нему? Если только к нему, то…