Пьяна? Не может быть. С ней никогда такого не случалось.
Да нет же, все-таки пьяна.
Наташа не знала, как ей поступить.
Наконец решилась и на цыпочках подошла к хозяйке. Осторожно тронула ее за плечо.
Та никак не отреагировала.
— Виана! — севшим голосом позвала Наташа.
Та вдруг резко запрокинула голову, и в то же мгновение тоненькое поскуливание сменилось диким, леденящим душу волчьим воем. Самым настоящим.
Точно такой истошный, тоскливый, отчаянный вой Наташа слышала в страшных снах, когда, потеряв ребенка, выходила из состояния клинической смерти.
И глаза Вианы, обычно такие лучистые, глубокие, теперь налились кровью и, казалось, светились красным светом. Волчьи глаза. Не человеческие.
Та, что всегда была для Наташи доброй феей, теперь превратилась в ведьму. Оборотень.
Но для Наташи это кошмарное превращение означало лишь одно: та, что всегда приходила к ней на помощь, теперь нуждается в помощи сама.
Она с силой схватила Виану за плечи и принялась трясти, трясти, трясти…
Видя, что это не действует, побежала на кухню за холодной водой.
Пить Виана не могла: ее зубы стучали, ударяясь о край стакана, но и только. Она не сделала ни глотка.
Теперь Наташа ясно видела, что несчастная трезва. Но находится в состоянии шока. Или безумия. Видимо, с ней случилось нечто исключительное, страшное.
Пожалуй, надо вызывать «скорую». Наташа уже подняла было трубку, но тут сообразила: ведь диспетчеры, выслушав перечень симптомов, пришлют психиатров.
Нет, в психушку она Виану отдавать не намерена.
И тогда Наташа бессознательно сделала то, что обычно делают в народе, когда нужно прекратить безудержную истерику: она размахнулась и изо всех сил дала женщине пощечину.
В квартире произошло что-то непонятное: все светильники-бра, развешанные по углам комнаты, разом мигнули, а потом вспыхнули ярче, чем прежде. Или это Наташе только показалось?
Одновременно со светильниками мигнула Виана.
И очнулась.
Она приложила ладонь к щеке, горящей от удара, и совершенно нормальным, человеческим голосом проговорила:
— Я это заслужила.
И голос звучал обреченно.
— Что? Что? Что с вами? — Наташа опять поднесла ей стакан, и на этот раз Виана жадно выпила всю воду залпом.
— Александр, — только и сказала она.
Наташа перепугалась:
— Разбился? Авария?
Она вспомнила, как мельком видела его несколько дней назад. Он промчался мимо нее на своем стареньком мотоцикле по проспекту Вернадского, когда она шла в университет. Да, Саша любит лихачить.
— Не авария, — без всяких интонаций возразила Виана. — Армия.
— Саша ушел в армию? — Наташа вздохнула с облегчением. Все мальчишки восемнадцати лет идут служить, если они не больны или не учатся в институте. — Виана, милая, хорошая, не надо так волноваться. Он отслужит и вернется.
Но Сашина мать не слушала ее:
— И все из-за меня… Это я виновата.
Наташа хотела ее успокоить, сказать, что она не может ни в чем быть виноватой, что просто у Саши характер такой неуравновешенный. Но не успела произнести это вслух. Потому что Виана добавила:
— И не только я. Ты виновата тоже.
У Наташи по телу пробежал озноб. Нет, все-таки ясновидящая явно не в себе.
— Я?!
Виана кивнула, глядя куда-то сквозь нее:
— Если бы ты его любила, он бы не ушел.
— Но я… — пробормотала Наташа растерянно. — Я… очень люблю Сашу.
Виана усмехнулась:
— «Очень любить» и «любить» — это разные вещи.
— Да… Понимаю… Но разве Саша…
— «Разве, разве»… А разве ты не замечала? Ведь он глаз с тебя не сводил.
И тут Наташа в новом свете увидела все их отношения с этим грубоватым, задиристым парнем. Как он порой терялся в разговорах с ней. Как огорчался или расцветал от каждого ее незначительного слова. Как не пришел к ним с Андреем на свадьбу — сидел во дворе в беседке. Она поняла теперь, как ему было больно тогда, как одиноко. И со жгучим стыдом вспомнила Наташа, как, переезжая с дворницкой квартиры на профессорскую дачу, небрежно скомкала и выбросила его стихи, словно ненужную бумажку. Стихи, которые он посвятил ей с любовью! Что там было? Кажется, что-то о легкокрылой бабочке… о какой-то оборвавшейся мелодии… Теперь уже невозможно восстановить это в памяти. Да, виновата, виновата!
Но, с другой стороны, она ведь все равно не могла бы ответить на его любовь. Никак не могла бы. Никогда. Ведь она любит Андрея…
— Ведь я люблю Андрея, — проговорила она.