Довольная, что меня рассмешила, она с веселостью подвергает критике всё, что не соответствует ее ожиданиям:
— Ты вообще танцевать не умеешь! Смотри, как у Питера здорово получается, он ведет даму, а ты стоишь на месте. И из-за того, что мы припозднились, половину песни пропустили!
Таяв под лучами ее улыбки, я провожу ладонью по ее полуобнаженной спине, словно шёлковой, и взглядом улавливаю, как в ней загорается пламя, стремящееся поглотить её. Упрямая, порой неукротимая женщина, закатывает в шутливом раздражении глаза, тем самым борясь с теми ощущениями, что я вызываю в ней, но которые ей бы хотелось испытывать, оставшись со мной наедине.
С некоторым опозданием я заговариваю с ней, приподнимая за подбородок ее лицо и произнося у самых губ:
— На вашем лице прописана непонятная скованность, я прав?
Она опускает глаза вниз и закусывает нижнюю губу.
— В присутствии других вы столь скромны, — ласково подмечаю я невинным моргающим глазкам. — И вы так… — желание договорить фразу исчезает — проносится визг Ритчелл:
— Звонок от мамы! Мы отойдем! — испуганно-радостно бросает она нам, приподнимая вверх руку со звонящим телефоном, стряхивая со всех нас чары музыки, уносящей в сады рая. — Ой как она обрадуется, ой как закричит в трубку. — Таща за собой Питера, они мигом испаряются. И уже за стеной слышится истерико-волнующийся голос невесты: — А кто, кто из нас начнет говорить? Ты или я? Если я, то я заплачу, давай ты… — С каждой секундой мы утрачиваем слышимость их разговора.
Ох уж эти женщины, порой истерят, паникуют на пустом месте от своих эмоций и переживаний.
— Ритчелл — вся словно светится изнутри, — подмечает Милана и внезапно незначительное веяние тоски проступает на ее лице. «Она представила себя, сравнив с подругой, и взяла в расчет то, в каком положении мы с ней находимся».
— Да, любимая. Они счастливы… — Я знаю, что она хочет услышать от меня, я знаю, что ей как девушке нужно иметь определенность в отношениях, но времена у нас с ней нелегкие, я бы даже сказал, отягощённые самыми разнородными обстоятельствами, и говорю ей только одно, нежно поглаживая ее щеку: — И как бы ни было давай жить мгновением, ничего не загадывая? Как это звучит на нашем?..
— Счастье в мгновении, — утверждает она, улыбнувшись на мою улыбку.
Присаживаясь вместе с ней, я раскидываю руку поверх спинки дивана, и прямо смотрю на нее — личико взирает на картины; ее профиль излучает спокойствие, умиротворение. Сверкающие камни на ее корсете поблескивают светом вечерних звезд. Моя не меркнувшая даже в тумане звезда. Огонь отбрасывает блики на ее густые коричневые сияющие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Ее длинные ресницы отбрасывают тени на щечки. Играет «Turn Off the Night» Richard Marx. Сладкий дурман чувств в какой-то ауре невинности и в то же время лирико-интимной вызывает желанное ощущение раствориться в ее нежности, завернуться в нее и так быть до бесконечности, до бесконечности…
Поднимаю своим дыханием ее волосы, глубоко вдыхая-вдыхая их аромат, и с натужной хрипотцой в голосе я неосознанно проговариваю:
— Моя…
Несущая в душе своей солнце, поворачивает голову, и я опережаю ее слова поцелуем: легким, воздушным, трепетным. Тонкие пальцы касаются моей шее и затем плавно, ложась на затылок, коготками пробегают по голове. Поцелуй застывает, губы касаются друг друга, я закрываю глаза, смакуя каждое мгновение.
Милана ложится ко мне, на грудь, свернувшись клубочком. Она так вписывается в мои руки, будто сплетена только для меня. Тембрально окрашенный звучный голос поет:
Я думаю о тебе каждый раз
Я делаю вдох и затем
Я отпустил
Я помню, когда ты была моей…
Не пропуская мимо ушей слова играющих сегодня песен, я и сам поддаюсь меланхолии — могу подписаться под каждым из них. «Если завтра не настанет, будет ли она знать, как сильно я любил её?» — Пел предыдущий исполнитель. Эти слова я задавал себе каждый раз, ложась спать один на один с собой, и глядел в пустую стену. И так год за годом, до поры до времени, когда кто-то там, то ли Бог, то ли сатана, не решил позабавиться над нами и подкинуть удобный случай для внезапной встречи.
И как вытащить из головы этот кусок времени и забыть то одиночество, в котором я прозябал? Встретив ее, я за долгое время почувствовал в себе что-то человечное и та нежность, которую она разбудила во мне от беспробудного сна, с каждым днем ширится, что я сам шокирован от каждого своего действия, от тех чувств, пронизывающих меня, кажущихся мне даже чуждыми… А когда я прикоснулся к ней, то снес все барьеры и все обещания, поставленные самому себе. Она оживила мою душу, душу безумно влюбленного в неё.