— Я был в Италии один, — вру я более гладко и наливаю себе в стакан морс. — Мне стоило отдохнуть несколько дней одному и поработать в тишине.
Не скрывая скепсиса, он с комбинацией всевластности и надменности цедит:
— Ты рассчитываешь на то, что я тебе поверю? Ты наивнее, чем я думал, сэр Моррис. — Он вальяжно садится на место и запрокидывает голову наверх, поддерживая ее ладонью.
Я стараюсь отвечать предельно спокойно, изворачиваясь от допроса, как только могу:
— Брендон, я не должен отчитываться ни перед кем за каждый мой шаг!
— Должен, еще как должен! — настойчиво восклицает он и издает случайный свист языком. — У того, кто подписал со мной контракт, должна быть безупречная репутация в обществе. Ты не забыл?! Как я могу доверять тебе, когда то и дело получаю портящие мое мнение о тебе вести?!
— Естественно, но мое право на личную жизнь никто не отменял! — Я соединяю пальцы рук. — И если я хочу куда-то съездить, то я…
Еще не закончив предложение, он завершает его за меня:
— Обязан первым делом доложить об этом мне!
Я уже жалею, что связался с ним.
После затянувшегося молчания, набравшись смелости, я приближаюсь к той самой теме, и волочу языком:
— Понимаете, Брендон, я убежден, что всё, что говорила вам ваша дочь, — ложь. Мы не обговаривали с ней о помолвке, да и я не собирался… — мысли разносятся в разные стороны, что их невообразимо трудно соединить в предложение. — Поймите меня правильно, но этого не будет…
С мрачной усмешкой подает:
— Не будь мальчишкой, Джексон. Тебе уже не пятнадцать лет. И хватит скромничать! — Его тон таков, будто он говорит о чем-то примитивном, банальном.
— Нет-нет, вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. — Я смотрю на свои соединенные руки с округлившимися от страха глазами и с испугом ощущаю трепет сердечного мускула. — Белла для меня…
— Будущая супруга, — убежденно вставляет он, который раз, не давая мне договорить.
Я вскакиваю, словно обожжённый чем-то горячим, вытягиваюсь в полный рост и в затуманенности рассудка стремлюсь ко второму окну, чтобы раскрыть его.
— Мистер Гонсалес, я с уважением отношусь к вашей семье, но я не буду мужем вашей дочери. Да это же чушь, кто выдумал это? Да, мы немало времени провели вместе, но наши отношения, не более чем отношения двух хороших друзей… — Я усмехаюсь, нервно ломая себе руки и прислоняюсь к камину.
— Поздно ты спохватился, юноша! — Гордый тон придает ему величие. Он нервно раздувает свои широкие ноздри и приглаживает свои волосы. — Ты подписал, созданный лично мною, редкостный контракт о том, что заменишь меня в компании после ухода, так?
Я киваю, признавая самому себе, что не защищен от любых стрел, которые выпускает из своего лука в меня Гонсалес.
— В пункте сорок втором этого контракта указаны твои обязательства. — И наполняет свою рюмку.
Минуту я словно руками держусь за пустоту, дабы не упасть, стою с непритворным и суровым хладнокровием, перебирая в памяти тот день. С каждой секундой обдумывания меня накрывает таинственная глыба, наваливая сильное душевное потрясение. Черт возьми. Я же не дочитал бумаги, которые подписывал. А что я подписал?! В ту минуту, когда я решился на сотрудничество с Гонсалесом, сказав «да», я в состоянии полной растерянности и погружения в себя не знал, что это повлечет за собой.
— О каком пункте вы ведете речь? — говорю, а сам дрожу едва заметной мелкой дрожью. Деланое спокойствие во мне угасает и появляется глубокая сосредоточенность.
Поставив с треском на стол выпитую до последней капли рюмку, покопавшись в бумагах, он протягивает мне папку на нужной странице перед этим смочив пальцем слюну, чтобы свободно листать слипшиеся страницы. Я считываю про себя строчку внизу документа, написанную вдвое мелким шрифтом, чем основной текст: «Становясь директором корпорации «Нефть-лидер» лицо одновременно обязуется заботиться о мисс Гонсалес, обеспечивать её всем тем, что будет ей необходимо. Через три недели после занятия главного поста директор обязан публично объявить о помолвке с Беллой Гонсалес. Нарушение данного условия повлечет за собой расторжение договора с серьезными санкциями».
Текст этой строчки пламенеет перед глазами. Я получаю удар в солнечное сплетение и не осмеливаюсь даже вздохнуть полной грудью. Будто ни с того ни с сего обрушился мир. Я лишаюсь дара мысли, превратившись в соляной столб. Надо мной закрыли крышку гроба, забили гвоздями и положили в землю. Его голова оказалась полна таких замыслов?! Против воли он связал меня со своей дочерью, купил, как раба, чтобы я пожизненно был привязан к ней. Вот такая цена его контракта?! Он гнусное, подлое существо, животное, у которого нет чувств! Он разбил мою жизнь! Меня осыпали столько месяцев пылью, а я и не замечал этого. До этой минуты я словно спал. Проклюнувшись в самое сердце, страх возрождает проснувшийся мой характер, наперекор которому я не буду идти и запущу в Брендона до самого его сердца меч своего гнева. Яростно передернув плечами от нашептывающей мысли, что меня завели на затерянный путь, я вскидываю на него грозные глаза, жадно втягивая в легкие воздух. «И решение, которое ранее мне казалось безошибочным, стало пагубным», — производит ошарашенное сознание.