Я ломаю голову, как это могло произойти именно со мной.
Горький, едкий, ужасающий смех вырывается из уст Брендона, пронизывающий мое тело и душу.
— Усёк, юноша? — Он пускает мне в лицо замечание, испуская дикий вопль восторга, проявляющийся в виде странной улыбки на его лице.
Меня захватили врасплох. Я устремляю бешеный взгляд поверх его головы, кипя от безудержной злобы. Я думал, что со мной уже случились те несчастья, которые были опущены мне, но, кажется, всё только начинается.
Так вот, в чем уникальность этого контракта, на который не решалось большинство известных мне бизнесменов. И я, как скажет Питер, засел в самое дерьмо. Нет. Иисусе. Как я мог не обговорить этот договор с юристами? Как я мог допустить такую оплошность? Черт меня бы побрал. Я близок к тому, чтобы соскользнуть в пропасть. Как найти просвет?
— Брендон, да как вы смеете?! Вы мерзкий, жалкий ублюдок! — Я ругаюсь бескровными губами. Пот градом катится со лба. В душе бушует страшная буря. — Не усек и не собираюсь! Как вам в голову пришло так обойтись со мной? — В первый раз отказываю ему, вопросительно вскинув бровь, и невольно поднимаю руку для удара.
Со скрипом ножек резко отодвигаемого кресла он выхватывает мою ладонь, которая застывает на полувзмахе, и вплотную прижимает меня к камину, устремляя помутневший змеиный взгляд. Я не в силах выразить всевозрастающую ненависть к нему.
— Ты не посмеешь, сопляк, выпускать свои руки! Обратного пути нет! — язвительно указывает он ором, выбрасывая противный плевок слюны мне в лицо, растекающийся по носу.
Со сверлящей болью и со сверхчеловеческими усилиями вести себя спокойнее, чтобы обговорить об этом другим языком, я вытираю лицо и отодвигаюсь от него со словами:
— Я готов принять санкции за свою глубочайшую ошибку и расторгнуть договор. Мне очень жаль.
Он тыкает в меня пальцем:
— Ты не знаешь, о каких санкциях идет речь! — После секундного шипения добавляет: — Если бы моя дочь не любила бы такого безмозглого негодяя, я бы сделал из тебя половую тряпку и хорошенько протер бы ей пол! Ты подписал листы, ты оформлен, готовься к помолвке! — Убежденный, гордый голос придает могущество этому манипулятору.
Я взрываюсь, не в силах остановиться:
— ТАКОГО НЕ БУДЕТ! Я не буду вашим правопреемником и не буду жениться на Белле! Это же галиматья указывать в юридическом документе такие условия! Я вам что, сударь из десятого королевства, чтобы женить меня таким путем? Вы бессердечны!
Он сгребает ворот моей рубашки и гремит:
— Паршивец! За что только моя дочь тебя полюбила! Как ты позволяешь так обращаться со мной?! Ты женишься на ней и будешь на руках её носить, заруби себе это на носу! — кровавая улыбка ложится на мои губы.
Я с резкостью отмахиваюсь от него, разгораясь в гневе, подавая в громком тоне, не выдерживая:
— Ищите другого придурка на эту должность! И я не буду для нее ни мужем, ни братом, ни другом! Я не люблю ее!
— А кого ты любишь?! — со скрежетом и глубоким презрением спрашивает «хозяин» моей жизни.
В молчании проходит тревожная минута.
Мы оба взираем в окно, во тьму.
— Я имел неосторожность, сынок, — делает напряженную паузу, смягчаясь в голосе, но со злобой в сердце, — подслушать, как ты пел для той девушки. Мы не сразу вошли в эту комнату. — Сердце усиливает бешеный бег. Я утыкаюсь взглядом в пол. Едкое, холодное презрение Брендона пронизывает мое тело и душу. — Помимо этого я знаю, с кем ты находился прошедшие два с половиной дня. — Через три секунды грубо заявляет, угрожая: — Если ты еще раз позволишь себе изменить моей дочери с этой распутницей моделью, то я позволю себе применить к тебе то, что нужно было с самого начала!
Не ожидая этого от себя, я толкаю Брендона в сторону с воплями:
— Если вы еще раз позволите пригрозить мне и сказать гадости про эту девушку, я подам на вас в полицию!
— Отпусти от меня свои дряблые руки, мерзопакостный подросток! — смеется он противным смехом, отчеканивая каждое слово. — ТЕБЕ НЕ ПОЗВОЛИТЕЛЬНО УПОТРЕБЛЯТЬ ТАКИЕ ВЫРАЖЕНИЯ! — смахивает ладонями с себя отпечатки от моих касаний. — Я никому не позволю диктовать мне! Сделаешь, как велено! Видите ли, влюбился он и заступается за «левую» девчонку, — насмешливо-дерзким тоном гремит он и выдавливает на губах кривую усмешку, подчеркивающую его коварный задуманный, тщательно вынашиваемый, план. — Я знаю этих развратниц. Белла мне рассказала, что из себя представляет эта куртизанка. Будет нужно, и с ней разберемся, чтобы не вмешивалась в твою жизнь и жизнь моей дочери! — Он делает грозный удар, попавший прямо в сердце, сделавшее кульбит. — Ты звучишь довольно-таки жалко, думая, что полиция все разрешит. В каждой стране у меня есть знакомые, и они скорее привлекут к ответственности тебя, чем позволят сказать в мою высочайшую честь одно лишь грубое слово. Любое твое слово или действие против меня пойдет не лучшим образом в твою сторону, прими к сведению!