— Ты всегда говоришь так, а затем оказывается, что там царские палаты, протянувшиеся в километр. — Несмотря на позднее время и длинный эмоциональный день, меня угораздило еще и пошутить.
— Вот и увидишь, — смеется Джексон, тыкая на десятый этаж и снимая с себя бейсболку, — всё не так. По крайней мере на этот раз.
Открывая дверь, мы входим в темноту, в коридор. Джексон включает свет во всех трех комнатах, располагающихся перед нами, и я, беглым взглядом пробежав по квартире, разеваю рот.
— Она восхитительна, пусть даже и небольших размеров! — заверяю я, широким взмахом руки обводя пространство.
Левее всех располагается кухонный деревянный гарнитур светло-коричневого оттенка, по центру, из полупрозрачной, мозаичной двери виднеется ванная комната, а правее — спальня, которую хочется скорее увидеть. Сделав несколько шагов вперед по махровому пушистому бежевому ковру, я улыбаюсь, разглядывая составляющие комнаты, созданной в кремовом тоне. Спальня с альковом, в котором покоится кровать, чарует глаз. Вверху, на потолке вкраплены светильники, предоставляющие романтичную атмосферную нотку. Сзади кровати, в стене повешены три полки, каждая из которых заставлена книгами. Ниша прикрывается белым занавесом, рядом с которым стоит белоснежный пуфик, сверху него оставлена кем-то книга, вероятно, прежними жителями. Удлиненный письменный стол и в комплекте с ним два кресла со шкафом искусно подходят под интерьер спальни. В конце комнаты — балкон с открытым видом на город, с двумя креслами-качалками, одетыми в пушистые покрывала. «Сесть бы сейчас в одно из них и наблюдать за звездами».
— Мы… мы… правда будем здесь вместе жить? — от счастья заикаюсь я, прижимая ладони к своим щекам.
Он улыбается, медленно покачивая головой.
— Спасибо тебе, Джексон, за всё и… — с чувством невыразимой благодарности начинаю я и замолкаю, не в силах сказать.
Он без слов обнимает меня сзади, целуя в затылок, и я растворяюсь в прикосновениях.
— Мне нужно разобрать сумки, — шепчет в ушко, пуская горячий воздух, — а ты пока изучай апартаменты душевого типа.
— Душевного типа апартаменты прошли цензуру, осталось оценить ванную, — тихонько смеюсь я и, зевая, прикрываю рот ладонью. Этот смех, как детское веселье, как глоток воды. И он льется из меня каждый раз, когда я нахожусь рядом с любимым.
Джексон разбирает привезенные им два ларца вещей, я принимаю ванную — снимаю косметику с лица, надеваю свою любимую черную широкую длинную футболку и делаю на голове гульку. Свои вещи я разберу в другой день.
Я сижу маленьким комочком в кресле-качалке, взирая на звездные миры. Чувствую, боль прогрессирует. Память продолжает хранить последний разговор с матерью. Мы так отдалились друг от друга, за считанные дни. Мне никогда не будет ясно, зачем она так поступает, зачем распускает туман на сердце, черный-черный, от которого тяжело дышать.
— Джексон, — вздыхаю я, когда он подходит, выключив наполовину свет, увидев меня в темноте, — я одна… одна… — «Словно в глубине пустыни», — добавляю про себя. — Иногда я чувствую себя брошенной в котел жизни. Карабкаюсь по нему, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. А однажды можно так провалиться вглубь, что никак и не подняться к миру… Вот она и жизнь.
— Ты не одна! — Он приглаживает рукой свои мокрые густые волосы, садится на колени передо мной и берет мои ладони. — Не говори так. Никогда. У тебя есть я. И Ритчелл, и Питер, и… отец. Бабушка и дедушка также.
И мама, которая гневается и готова войти в круг врагов дочери, уничтожив ей жизнь.
— Но разве я не прав?
— Прав, но… насчет отца…
— Ты держишь злобу на отца? Всё еще?
— По-прежнему ли я… как бы это? Хм… — Я ломаю голову, а что, если бы… — Я тебе не говорила, но отец писал мне в день рождения, и я не смогла не ответить. Он был так счастлив моему ответному сообщению, что взял попытку позвонить и… И хочет приехать. Кажется, спрашивал адрес, где мы живем с мамой.
— И?
— Я не знаю, готова ли общаться с ним, — говорю с грустинкой, пожав плечами.
— На мой взгляд, этот час пришёл, — рассуждает он, потирая густую щетину, которая придает ему более мужественный вид. — Время прошло и вам следует обо всем поговорить. Тем более ты уже не ребенок, каким была ранее.
— Джексон, только мне страшно, очень, — признаюсь с отчаянием я.
— Страшно что, не понимаю?
Сжимая подол футболки кулаками, отвечаю:
— Что мама полностью отвернется от меня, если я увижусь с отцом.
— Скажи мне честно, ты сама этого хочешь, если не обращать внимания на мнение матери? — Он откровенно задает вопрос.