А нежное ветра дыхание чертит послание.
Ослепленные темным шелком неба,
Мы очарованы любовным свиданием.
Луна, сжигающая фимиам,
Нас наполняет благовонным сиянием,
Вмиг уста встречаются друг с другом,
Содрогаясь от нежного касания.
Затуманенная алым сновидением,
Я пропеваю звездой мечтания.
Но, разбуженная щебетанием соловья спозаранку,
Воссоздаю в памяти это теплое воспоминание…
Глава 12
Джексон
Сопит мое творение природы с полуоткрытыми губами, будто просит, чтобы я коснулся её искусно очерченных природой губ, манящих и чувственных. Ее щеки точно лепестки роз. В душе образуются лазурные небеса. Она расплавляет меня каждым прикосновением. И сколько бы я не смотрел на неё, не изливался в ней в сладострастных творениях любви, мне всегда будет мало. Как можно уснуть, когда рядом такое спящее создание с женскими прелестями, формирующее манящий аромат юности, заставляющее неустанно бросать на него взгляд, словно в нём спрятана какая-то магия. Я осторожно прижимаю её к своему телу, дабы не разбудить и целую в её золотистые с отливом волосы.
«Я ДАЮ ТЕБЕ СУТКИ НА ОБДУМЫВАНИЕ. НЕ ЯВИШЬСЯ ЗАВТРА В МОЙ ОФИС, СЧИТАЙ, ЧТО НЕ ПОЛУЧАЕШЬ НИ БИЗНЕСА, НИ МОЕЙ ДОЧЕРИ, НИ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ С ТОЙ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ ТЫ ОТВЕРГ МОЮ ЛУЧИНКУ», — в сознании висят слова, сказанные Б. Гонсалесом с горечью.
Во мне проносится тысяча мыслей о любимой, и они же укрепляют мое решение о том, что даже осознавая, что смогу не вернуть обратно свое тело, предстоящему сражаться с угрожающим мне человеком… отпустив свое сердце и душу одной ей, я, независимо ни от чего, надену на неё свое сущностное полотно, предстану живым перед владыкой, желающим забрать у меня мой свет, мой лучик свободы.
Я не поеду в офис Брендона, я не сделаю так, как он велит, я признаюсь во всём Белле и уеду со своей родной туда, где никто не сможет нас найти. И, вполне, документы о том, что Белла больна могли подделать, но даже если это и не так, то я смогу дать ей обещание, что буду её навещать, и мы сможем остаться с ней друзьями.
Мать Миланы заступила за черту, за которую нельзя заступать. И если она сделает так, как грозит, то еще хуже навредит дочери.
Я не позволю никому навязать Милане мысль, что она одинока.
Когда-то моя любимая смогла сделать так, чтобы мы помирились с моим отцом и теперь настал мой черёд. Им нужно поговорить, им нужно простить друг друга… Я чувствую, что ей нужен отец.
Пока она спит, я аккуратно наклоняюсь через неё и двумя пальцами берусь за её телефон, лежащий возле её подушки, и также медленно возвращаюсь на прежнее место. Внеся в список своих контактных номеров телефон её отца, я невольно прочитываю его сообщения.
«Дочурка, моя любовь, с Днём Рождения! Хочу со всей душой пожелать тебе личного счастья, настоящей любви, если, конечно, ты её еще не встретила, успехов в твоей профессиональной деятельности модели. Я люблю тебя. Я был бы рад, если бы ты ответила мне, но… Я знаю, я предал твое доверие. Я не поверил в тебя. Я не заслуживаю шанса быть прощённым. Но помни, что ты — моя дочь, и я горжусь тобой. С Днём Рождения, крошка. Твой папа».
«…и я горжусь тобой…» Она всегда хотела услышать эти слова от отца. Нужно сделать всё возможное и невозможное, чтобы помирить их.
С боку замечаю, что Милана шевелится, мямля что-то во сне и переворачивается на другой бок. Прикрыв её одеяльцем, я не удерживаюсь и случайно пролистываю её последнюю переписку с Питером. Мой взор натыкается на фразу, написавшую братом: «И помни то, о чем мы говорили с тобой. Это наш с тобой секрет, сестренка».
Проклятие! Сердце заколотилось, как бешеное. Неужели он ей все рассказал про мою принадлежность к компании Брендона или речь о другом? Какие у него могут быть секреты с моей девушкой?! Если я узнаю, что Питер доложил ей о нашем с ним разговоре и заставил её страдать, я не знаю, что с ним сделаю! Несмотря на ранее утро, еще нет и восьми часов, пишу со своего устройства ему сообщение: «Утро доброе. Пересечемся вечером? Вы приехали с Ритчелл?»
Питер не умеет держать язык за зубами, зачем я вообще обращался к нему за советом?! Брат-баран, ей-богу.
Но ведь если бы Милана знала обо всем про меня, то тогда бы сказала мне, волновалась, и я бы наверняка заметил это в ней.
Обняв её, уткнувшись носом в её распущенные длинные волосы, я пытаюсь вздремнуть, хоть на час.
Проходит по ощущениям минут двадцать, мозг по-прежнему зациклен на том, что сейчас, находясь с ней рядом, я испытываю страх в какой-то день потерять её из-за своих же ошибок. Мысль гложет, душит, заставляет взлетать сердце. Но, как сказал Тайлер, сейчас нужно маскироваться, чтобы нас не видели вдвоем и не попытались выследить. Тайлер согласился быть в роли телохранителя и для Миланы, поэтому переживания на несколько уровней следует спустить, но я не знаю, на что способна её мать и родители Беллы. Сегодня состоится встреча моих адвокатов с Брендоном, которые будут обсуждать тот самый контракт. «Сам ни ногой к нему».