Я сжимаю губы в тонкую линию, раздражаясь от его всегдашних нелепых фраз. Пожав ему руку, с серьезным выражением лица, выбрасываю:
— Питер, тебя не утомляет повседневность общения, складываемое из потешных слов без повода и с поводом, но чаще без?..
— Барин недоволен. Неужто высшее общество оказало на него порочное действие? Вопрос обратный. А тебя не утомляют вечно «заумные» фразы? — усмехается он, содрогаясь головой от смеха и его отросшие кудри, будто шапка из густых темных волос, разносятся из стороны в сторону.
— Право, брат-баран, — кислым голосом проговариваю я, пододвигая черные очки к переносице, ставшие неотъемлемым аксессуаром моих будней.
— Понял. До шуток тебе еще расти и расти, малец, — гогочет Питер, житейски хлопнув меня по плечу, — а если откровенно, в чём дело? — Только я раскрываю рот, чтобы ответить, он досказывает: — Я тебе снился, что ли? Или ты вовсе не ложился? — подмигивает мне глазами, обдавая многозначительным взглядом. — Что за сообщение в рань-ранскую, что нужно встретиться срочно и немедленно?
Издав короткий приглушенный смешок, резко махнув головой в сторону, спрашиваю:
— Ты не спешишь? Может, вырвемся в кофейню?
— Эммм… — прикладывает пальцы к подбородку, демонстрируя шуточный думающий, предельно думающий, вид. — Здравая мысль, брат. Единая здравая мысль, прозвучавшая из твоих уст!
— Боже, кто бы знал, что мой брат помимо барана еще и клоун. По пути буду вещать.
Одарив друг друга бессмысленными смешками, мы двигаемся в первое попавшееся нам на глаза кафе.
— Как «помолвочная» жизнь? — успеваю я спросить, пока мы еще не зашли в заведение общественного питания, в котором у Питера, по крайней мере так было всегда, перекрывает часть мозга, отвечающая за разумность мыслей, так как его без конца голодный желудок, словно бездна, поглощает в себя и первое, и второе, и третье блюдо, не останавливаясь на передышку.
— Скажу так: словно на меня навесили мешок дополнительных забот и хлопот. Но все это временные трудности. Мистер Эндрю и Аннет Джеймс так обрадовались… — В его голосе — счастье.
Питеру, как и мне, не доставало отцовской заботы, да и с учетом возникших новых трудностей, родители Ритчелл стали ему семьей. И, несмотря на его юмористический и оптимистический стиль жизни, не видевшись с ним определенное время, отданное работе, я вижу, он готов к тому, чтобы создать свою семью, обеспечить её всеми необходимыми нуждами и укреплять, взращивать, как посаженное деревце. Сопоставив его с прежним человеком, казалось, человеком с утерянным смыслом жизни, сейчас — в нем зажжен внутренний свет, который он подпитывает, подогревает тем, что стало ему родным, новым. Вселенная сподобила его счастливой дверцей в другую жизнь. В ту жизнь, где каждая последующая секунда жизни для него — подобие вечности, где ценность каждого дня превосходит все границы. Он — показатель человека, пережившего страшное видение, показавшее ему, что есть смерть и какова тонкая нить, разделяющая нас от неё… Схвативший рукой горсть пепла, он едва ли не достиг холода в сердце. И только познав тайную поволоку границы жизни, лицезрев ее черные очертания, вкусив глоток яда, земное существо открывает врата себя другого, того, кто не поддается негативным эмоциям, затаивая в душе чувства гнева и ненависти, того, кто равнодушен к мелочам, на которые масса других обращает пристальное внимание, того, для кого самым важным в жизни являются близкие… Не каждому уготовано проникнуть на считанные часы в адские болезненные муки, в рыло грозных сил, неслыханно ложащихся на плечи живых, в ту сферу, изменяющую затем прежнее житие человека, но и не каждому, кому дозволено это, предначертано вернуться обратно.
— Брат, ты с ними так сблизился.
Вместе с тем, видно, что ему необходимо сблизиться с родным отцом, с отцом Миланы.
— Да, за всё это время, что я общаюсь с ними, я их… — секундная пауза, — полюбил. — В тоне прослеживаются тоненькие хвостики грусти. Но, познавший бессмыслицу отчаяния и великолепие жизни, он незамедлительно меняется в выражении лица, отдергивая с души смутную терзающую пелену и с улыбкой счастливого человека возвещает: — За праздничным столом, когда я официально просил у мистера Эндрю руку его дочери, миссис Аннет настояла на большой свадьбе так, чтобы это стало масштабным событием в жизни… Церемония с соблюдением всех традиций, широкие гуляния, свадебное путешествие: все это в ближайших планах. Ритчелл, ну ты знаешь мою девушку, уже принялась браться за каждые элементы подготовки для превращения этого долгожданного для нее, да и для меня, дня в жизнь…