Его взгляд застывает на экране, как и мое тело в напряжении застывает на месте. Питер, как правило, бесстрастно, неостро реагирует на всё происходящее, стараясь здраво размышлять, но счастливая оболочка сию секунду сменяется на ошеломленную.
Он сжимает голову руками, перечитывая написанное.
Я растираю пальцами виски от усилившейся головной боли.
Глаза Питера темнеют. Нахмуривая лоб в недоумении, он столбенеет от ужаса и замыкается на одной точке на экране. С горькой пеной изо рта орет убийственным голосом:
— ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК!
Яростный воздух, скопившийся возле него, вдалбливается в мое лицо. Я все ожидал, но не такой реакции.
— Питер… — сглотнув слюну, начинаю я.
— МАТЬ ТВОЮ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ? КАК ТЫ МОГ УГОДИТЬ В ЛОВУШКУ? — Он вскакивает, чуть не бросаясь на меня с кулаками. Я сижу в оцепенении, уже не зная отчего именно. Со свистом выдыхая, он рвет волосы себе на голове. Лавина оскорблений в мою честь скатывается из его уст.
— Питер, ты можешь быть спокойнее, — осторожно говорю я, но шок первых минут не отступает. Я-то считал его менее вспыльчивым, но… Бог ты мой.
— Провались оно, твое спокойствие! — орет он, привлекая взгляды посторонних лиц. — ЧТО? ЧТО ТЕПЕРЬ? ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО КАПАЕШЬ МОГИЛУ НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ, НО И ДЛЯ МИЛАНЫ?!
Поэтому и саднит больнее.
Пересохшими губами я волочу о двух уничтожающих разговоров с Брендоном.
— Крайняя его фраза была такова: «Я ДАЮ ТЕБЕ СУТКИ. НЕ ЯВИШЬСЯ ЗАВТРА В МОЙ ОФИС, СЧИТАЙ, ЧТО НЕ ПОЛУЧАЕШЬ НИ БИЗНЕСА, НИ МОЕЙ ДОЧЕРИ, НИ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ С ТОЙ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ ТЫ ОТВЕРГ МОЮ ЛУЧИНКУ».
Он усаживается на место и ворошит себе бровь, силясь успокоиться.
— Да, брат, ты не только погряз в дерьмо, так еще и наступил в самую его глубину, — выкрикивает сдавленным хриплым голосом, и я его не останавливаю. Я заслужил этого. — А ведь когда я увидел его в первый раз, сразу счел несгибаемым, непробиваемым… Абьюзер чертов, — подняв бровь, изъявляет негодующе он. — Шантажировать болезнью дочери… — рассуждает рьяно он, лихорадочно, то приподнимая, то опуская руки. — Трудно вообразить, на что он способен, чтобы избавить ее от недуга… — Хрустнув пальцами, он продолжает перебирать мысли вслух.
— Белла знает о вас с Миланой? — произносит таким голосом, который пробирает меня до озноба.
В отрицании ответа на вопрос, я качаю головой.
— Я смалодушничал и взял тайм-аут, смог лишь на время расстаться с ней…
Его глаза широко раскрываются.
— Нагромождаешь одну ложь поверх другой — заслуживаешь овации, брат! — с упреком в голосе молвит он. Хлопнув один раз ладонями, он осушает коктейль одним залпом. — Что тебе не позволило сразу сказать ей все и затем уже разбираться с последствиями? Если ты говоришь, что Брендон запретил тебе высказывать Белле правду, якобы её состояние ухудшиться, но затем, когда она узнаёт обо всём ей что, станет лучше?
— Питер… Не кори меня… Прошу… Мне нужна твоя поддержка, — впервые даю себе слабину, смотря на него. — Я не имел понятия, на что согласился и…
— Как не корить тебя? — говорит громко, но не так, как до этого. Его ноздри дуются от негодования. — Что будет с Миланой, ты думал об этом?
Я не выдерживаю:
— Черт возьми, я всегда о ней думаю! — Сжав зубы, я чувствую, как желваки ходят под скулами.
— Всегда думаешь? — фыркает он. — Если бы думал всегда, то не влез бы в самые дебри, из которых, чтобы выплыть на поверхность, нужно многое потерять.
В этом он прав. Решение о спасении наглухо замуровано.
Наступает тяжелое молчание.
— Джексон, — уже спокойно глаголет Питер, — она из-за меня, дурака, настрадалась и… если ей сделаешь больно ТЫ, она не выдержит этого… — Вздох слетает из его груди. — Та рана, которую я причинил ей, все еще горит в выжженных уголках моей души.
После этих слов я точно не знаю, как защитить её. Страх берёт верх, что ситуация может обернуться схожей, как с Питером. Мы все не переживем этого.