Посередине террасы располагается бар под небольшой крышей. Концы площадки, окаймленные полукруглыми негромоздкими диванами, которых преображают толстобрюхие, набитые пушистым наполнителем, подушки, со светло-розовой обивкой, и которые в союзе с развешенной над головой гирляндой, лампочками, составляют домашний комфорт. Я попросил, чтобы на время убрали стулья и столики, освобождая большее пространство для познания мною хореографического искусства.
— Это… это… — Она оглядывает место, упивается над видом, но больше всего её сердцу приходятся ее любимые огоньки. У меня и не было сомнений на этот счёт, я и намеренно подыскал такой уголок. — Как чудесно здесь всё благоустроенно, но мы…
— Мы будем здесь одни, не беспокойся. До полночи эта терраса в нашем распоряжении. И… я снял нам номер, здесь, на десятом этаже.
В восхищении, она чуть ли не прыгает на месте и заключает меня в объятия, целуя всё лицо: и в лоб, и в щечки, и в нос, и в подбородок.
— Люблю, люблю, люблю, — и продолжает целовать.
Она так счастлива, как ромашка, благоухающая жизнью, раскрывающая свои белые лепесточки, что я забываю про всё, трепеща и сам от её счастья.
Женские глаза пристально рассматривают обстановку, виды. И я, вспомнив, что читал об этом месте, поясняю:
— Как указывают исторические данные, отель был первоначально открыт в 1956 году, но построен в 1950-е годы, и хорошо известен как дом Эрнеста Хемингуэя, когда он посещал Мадрид. Во время попытки государственного переворота 1981 года это был один из знаковых отелей, где укрывались многие политики и местные жители.
«И я следую примеру этих политиков».
— Занимательно!
— И как символично для тебя, моя писательница!
Соглашается она и взирает вдаль. Всматриваюсь сбоку и вижу в её прелюбопытных глазах отражение огненно-рыжего светила, садящегося над нами. Последний солнечный луч, ложащийся на наши плечи, обнимая, заворачивает нас в золотую пелену тепла — манящую, ласкающую, что тело, сияющее янтарными оттенками, дарованными светилом, замирает в неге.
— Как хорошо!.. — сам того не осознавая, я выражаю то, что испытываю в эти минуты и продолжаю уже с предложением: — Можем заказать вкуснейшие блюда и…
— Джексон, нет! Сперва танец! Тебя учить долго, так что давай начинать, — посмеивается она и так звонко смеётся, что я не могу пополнить внутреннее наслаждение от её смеха. И воображая танец, с грацией танцует по кругу, напевая какую-то мелодию. Перышки на её платье вздымаются ввысь, как и само живущее внутри нее милое существо — маленький, радостный-прерадостный ребенок — воспаряющей душою стремится к небу.
Милана Фьючерс обладает особым чувством юмора, не тем, что переполнен пошлостью, оскорблением, укором и язвительностью. В нём лишь совершенно одно — добро.
— А чего это меня долго учить, — протестую я, растирая ладошки, подавая сигнал о готовности. — Я враз станцую! Стоит только мне показать, — я делаю важный вид, расправляю плечи, но уже в следующую секунду сам смеюсь.
— Враз?
Она не верит в меня?
— Что вы! Что за удивление? Или вы сочли меня нерадивым учеником? — Ловко умеет эта звездочка спугнуть мою серьезность и дать волю свободословию.
— Ну что ж, посмотрим, — с вызовом подчеркивает она.
— Валяйте, мисс Фьючерс. Музыку, пожалуйста! — диктую я, как артист, вышедший на сцену.
— Сначала научимся без неё. Проверим-ка ваши умения и опыт в медленном танце прежде чем перейти к вальсу.
Уверенно в своих силах, я резко привлекаю её к себе, пробуждая прошлые воспоминания. «Двор. Лето. Наш первый танец».
— Сэр, не так резко!.. — шутливо смущается она от моего страстно-стремительного рывка.
— Смущаетесь?
— Нисколько!
Положив руку на моё плечо и нежно приподняв голову, мы скрещиваем взоры. Она тянется к моим губам, и я, прильнув к ней, желая коснуться, ощущаю, что целую воздух. А Мисс Ямочка хохочет до истерики и припевает:
— Разыграла, разыграла!
— Плутовка! — Ее смех настолько заразителен. — Не ждите пощады за такое поведение!
— Вы коварны! — восклицает, умничая, она.
— А вы просто невозможны!
— Разговорчики! — прикладывает палец к моим губам. — Останавливаем поток бессмысленных фраз! — учит меня женщина и преподаёт лекцию об отличиях медленного танца от вальса. Показывает движения, указывая, какие нельзя допускать ошибки, и я повторяю, но и первая, и десятая попытки заканчиваются провалом — я наступаю на её ножки.