Я переодеваюсь в новый наряд, купленный в Италии, — платье-комбинация шоколадного оттенка на тонких лямках и на талию надеваю вечерний белый жемчужный корсет, возвратившийся снова в моду. Расчесавшись, уложив волосы на две стороны, я преображаю свое лицо легким макияжем и, пользуясь минуткой уединения, я мечтательно взираю на залитый лунным светом ландшафт. Темное бархатное небо, покрытое звездной ризой, спит теплым умиротворяющим сном девушки. Не удержавшись от порыва, чтобы в такие минуты не взять в руки какую-нибудь книгу и не прочесть пару строк, я делаю пару шагов к хранилищу книгу и мои глаза останавливаются на одной из них — Джон Грин «Виноваты звезды», которую я читала раз двадцать. Листаю ее и прочитываю через строку мысли главного героя: «Я влюблён в тебя, и не хочу лишать себя простого удовольствия говорить правду. Я влюблён в тебя, и я знаю, что любовь — это просто крик в пустоту, и что забвение неизбежно, и что мы все обречены, и что придёт день, когда все наши труды обратятся в пыль, и я знаю, что солнце поглотит единственную землю, которая у нас есть, и я влюблён в тебя»3.
— Милана! — окликает, пугая, меня Ритчелл, что томик Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», который я держала в другой руке, валится на пол. Я поднимаю и ставлю его на полку с бережливостью, как он и лежал до этого. Ритчелл выплывает ко мне из места рая, где запах копченой паприки со смесью прованских трав и свежим базиликом от готового запеченного куска говядины уносит на небеса.
— Зову тебя, а ты не отзываешься! Подумала, не уснула ли ты. Помоги отнести горшочки на стол и будем садиться, пока Питер их не съел возле духовки, — смеется она, облизывая губы. Ямочка над её верхней губой измазана сливочным соусом, который я делала для жульена.
— И не только Питер, — подшучиваю я, но понимание к ней не приходит. — Как соус, не пересолила?
Ее резкий звонкий смех оглушает меня.
— Брависсимо, — на итальянском восхищается она и добавляет еще парочку оправданий, что не удержалась и «попробовала на вкус, но лишь ложку, одну столовую ложку вместе с Питером, в желудке которого уже лежит один горшочек».
— Всё готово, все готовы, кроме Джексона. Теперь он застрял в ванной.
«Прихорашивается, чтобы соблазнить меня», — смеюсь я про себя.
— Да, — кладу книгу на место, — зачиталась я…
— От муженька своего будущего каждый вечер слышу эти слова. «Зачитался, не пойду, зачитался, не успел, зачитался, прости…» Сколько вы читаете с ним… Это не то, что я — одну книгу, растягиваю на месяц, а то и больше. — Спуская глаза на мое платье, она не оставляет свое мнение относительно моей одежды, имея виду, что работает с родителями в сфере искусства моды: — И ты одета по последней моде! Весьма обольстительно, — подмигивает мне глазами. — Всё понятно-понятно. А мой, пожалуюсь тебе, совсем не заценил этот корсет, продолжал читать, пока я кружилась возле него. Посмотрим, что скажет его братец.
— Спасибо, — улыбаюсь я и выношу зевок наружу, так как меня и вправду клонит в сон. — Идём. Услышим, что скажет Джексон.
Беру поднос с оставшимися блюдами и внезапно в мое обоняние просачивается запах морской волны с нотами имбиря, мускуса и гвоздики.
— На дворе почти десять часов. Пора бы нам садиться! — врезается голос приближающегося Джексона.
В кремовой рубашке, распахнутой у горла и заправленной в бежевые брюки, он выглядит поразительно-сексуальным. Залюбовавшись благородством его черт, идеальными физическими данными, я ощущаю животный магнетизм, который предельно сильно оказывает на меня влияние. Его глаза тянут мои глаза к нему.
Джексон
В мягком свете я осматриваю ее точеную фигуру откровенным взглядом. Светлые тени и чуть туши делают ее глаза более выразительными, а румяна подчеркивают высокие скулы. Довершает обаяние ее образа легкий кремовый оттенок помады на ее губах. Ослепительный цвет ее лица, бледно-розовая кожа с голубыми нитями — венами, прямые волосы, обрамляющие личико, эти две частички, две маленькие извилины на ее щеках — ямочки, скульптурные черты лица, идеальные пропорции тела с гордостью позволяют мне признать, что она — само воплощение стиля, естественной красоты, олицетворение женского мира, утончённой таинственности. Я чувствую ее живую мечтательную душеньку. В ней просвечивается непорочная душа с льющейся через край добротой и неподдельной отзывчивостью.