— И поэтому она настаивала, чтобы ты помогал мне советами?
— Совершенно верно. Она водила Солти в «Карусель» около года — с тех пор, как Педро открыл ресторан. — Он пожал плечами. — Моя мать решила, что мы идеально подходим друг другу, и — по своему обыкновению совать нос в чужие дела — разработала целый план, чтобы нас познакомить и заставить больше года работать вместе.
Карли встала и смерила его взглядом, полным отвращения.
Джонатан думал, что Карли будет так же оскорблена вмешательством Элен, как он сам, но, кажется, ее гнев обратился не на Элен, а на него.
Он тоже встал.
— В чем дело?
— Не смей говорить так о своей матери. Она желает тебе добра.
Казалось, он удивился.
— Она пытается играть роль Господа Бога в чужой жизни. Что может быть хуже?
«Кого он пытается провести?» — подумала Карли, испытывая все большее и большее раздражение.
— Элен всего лишь пытается играть роль матери. Но ты ей не даешь этого делать.
Он недоверчиво покачал головой.
— Значит, тебя не волнует, что она вмешивается в твою жизнь?
— Нисколько. Но я — другое дело. Я не таю на нее злобу вот уже двадцать пять лет.
Она увидела, что его лицо помрачнело.
— Значит, Элен все еще пичкает тебя историями о том, как я был огорчен ее вторым браком.
Карли подавила в себе желание ткнуть в него пальцем и сказала:
— Ты ненавидишь ее по другой причине и сам это знаешь.
Она видела, что его беспокойство растет.
— Ближе к делу, — отрывисто бросил он.
— Все эти году ты втайне ненавидел Элен за то, как она обращалась с твоим отцом в последние дни его жизни.
Его лицо потемнело, как небо перед грозой.
— Если бы ты сама видела, как она вела себя с отцом и как с Роберто, ты бы меня поняла.
Карли взглянула на него с изумлением.
— Твой отец был старше ее на сорок лет. — Неужели он не понимает всей трагедии Элен? — Она вышла за него по принуждению, и, конечно, она обращалась с ним по-другому, чем с человеком своего возраста, за которого вышла замуж, потому что любила.
Он яростно замотал головой. — Мои дед и бабка никогда не стали бы выдавать ее замуж насильно. Она сделала это потому, что хотела стать богатой.
Карли не могла себе представить, чтобы Джонатан был таким непрошибаемым. Неужели все эти годы он ничего не видел?
— Конечно, она была вынуждена выйти за него замуж. — Ее голос задрожал от гнева. — Как только я услышала от Педро, что она обеспечила родителей, я поняла, что у нее не было выбора. Даже будучи совсем молоденькой девушкой, она решилась принести себя в жертву семье.
— Ты это слышала от Педро? — удивился Джонатан. — Я знал, что мой отец немного помогал деду с бабкой, когда для них настали тяжелые времена. Но никто никогда не говорил о большем.
— Спроси у Педро. — Она окинула его холодным взглядом. — Кстати, он завидует твоей матери. Может быть, поэтому он и поощряет твою враждебность.
Джонатан высокомерно произнес;
— С какой стати он станет завидовать Элен?
— Потому что она богата, а он нет. И потому что она имела возможность помогать родителям. Тебе следовало бы благодарить мать за ее самопожертвование. Неужели ты не можешь хотя бы попробовать посмотреть на некоторые вещи с ее точки зрения?
Он хмуро покачал головой.
— Я не могу так быстро перестроиться. Пойми, то, что кажется очевидным тебе, мне видится совсем по-другому.
Джонатан проводил ее до двери.
— Самое большое, что я могу сделать, это подумать обо всем на досуге. — Его лицо стало печальным. — Пожалуйста, не уходи прямо сейчас, когда мы оба расстроены. Или по крайней мере скажи, что мы еще увидимся.
— Не думаю. — Она заставила себя вспомнить все слезы, всю боль прошедших недель. — Несмотря на то, что я сказала тебе по телефону, я не могу расстаться с надеждой на любовь, которая может длиться больше дня или месяца.
Когда она увидела боль в его глазах, то ее охватило ощущение одиночества и тоски, но она повернулась к нему спиной и открыла дверь.
И ни разу не оглянулась.
Удивительно, но как только Карли осталась одна, она стала вспоминать только то хорошее, что было в ее отношениях с Джонатаном, и словно забыла обо всем остальном. Когда она ехала домой в ослепительном блеске солнца, она почти наяву чувствовала прикосновения его рук, ощущала свежий, терпкий мужественный запах его тела, видела его жаждущие глаза, какими они бывали, когда он хотел обнять ее. Она с болью вспоминала, с каким интересом он помогал ей разбираться в делах, его мальчишеский энтузиазм при виде La Bufadora, его гордость своей хорошо обученной собакой. Но чаще всего она вспоминала ощущение безопасности, которое охватывало ее в его могучих объятиях. Когда Джонатан обнимал ее, она чувствовала себя защищенной от всего на свете, как будто была его частью.