— И вообще кровь у него вкусная, — подхватил второй, и Вениамин Л. тотчас ощутил на себе вес чужого тяжелого тела, и по шее ему шершаво и влажно быстро прошлись раз и другой языком.
Он содрогнулся, рванулся вперед, стряхивая с себя чужое тело, то грузно осело на землю, и следом за спиной раздался дружный смех обоих.
— Не боись! Никто с тобой ничего! Еще каждый день курочек будешь жрать! — перебивая друг друга, смеялись его сопровождающие.
Путь занял весьма изрядное время.
Подвалы переходили один в другой, они были связаны друг с другом: где просторными, выложенными кирпичом переходами, где узкими земляными лазами. Пробираясь по лазам, приходилось низко нагибаться, временами становиться на четвереньки и едва не ползти. Вениамину Л. это давалось с трудом. Коленям было больно, крупичная, щебенчатая крошка резала ладони, пыль лезла в глаза, забивала ноздри, в носу свербило, и он все время сотрясался от чиха. Его же сопровождающие проделывали все это с необыкновенной легкостью и даже, казалось, удовольствием: припадали к земле, вытягивались вдоль нее — и будто скользили. Тот, что шел сзади, время от времени нетерпеливо подталкивал Вениамина Л. в зад:
— Поживей! Не зли меня, шевелись! А то сейчас хватану за яйца — тогда побежишь!
Угроза действовала — Вениамин Л. резко убыстрял ход. Он знал их зубы, знал, с каким удовольствием пускают они их в действие и как тяжело заживают потом раны.
Помещение, в которое его привели, в отличие от всех других было чисто подметено, из забранных решеткой вентиляционных окошек вверху, под самым перекрытием, узкими снопами падал белый дневной свет, и вообще оно больше походило на какую-нибудь канцелярскую комнату, чем на подвал: стояли письменный стол с чернильным прибором посередине, кожаный диван, два кожаных кресла, рядки стульев у стен. Правда, все это — обшарпанное, оббитое, траченное временем, будто со свалки.
Незамеченная Вениамином Л., когда его ввели сюда, дверь в дальнем углу подвала-канцелярии распахнулась, оттуда вышел ухоженный, сытый господин и, оглаживая на ходу свои длинные, метелками торчащие усы, властным тяжелым шагом прошел к венскому креслу за письменным столом. Это был именно господин, иначе не скажешь. Те двое, что привели Вениамина Л. сюда, тоже были в дорогих длинных темно-синих кашемировых пальто, с дорогими длинными белыми шарфами на шеях, но в выражении их морд, в том, как лупили глазами и даже как шевелили длинными метельчатыми усами, сквозила суетливая хамская угодливость, а этот знал себе цену, любил себя, и в движениях его была хозяйская уверенность. Одет он был в шелково играющий на складках черный костюм тонкой портновской работы, шелково блистающую ослепительно-белую сорочку, с шелковым фиолетово-красным галстуком на груди.
— Присаживайтесь, — показал он Вениамину Л. на одинокий стул неподалеку от стола, прежде чем самому сесть в венское кресло.
Вениамин Л. послушно опустился на стул. Собственно, он даже уже приготовился попросить на то разрешения — так он устал от этого получасового перехода с ползанием на брюхе, и послушность его была более исполнена радостного довольства, чем угрюмой покорности.
Он опустился, с тайной радостью предвкушая отдых телу, и тут же оказался на земле, больно ударившись копчиком. Это под ним, громко вскракнув, развалился стул.
Те двое, что привели его, не хохотали — ржали. Хватаясь за животы и мотая головами. Господин за столом тоже смеялся, но сдержанно, с достоинством, и лишь поглаживал от полученного удовольствия усы.
— Что за стул вы подсунули? — отсмеявшись, с суровым видом посмотрел он на тех двоих. — Дать сейчас же такой, чтоб корову выдержал.
Те двое схватили от стенки другой стул, живо поднесли его к Вениамину Л., усадили на него, нажав на плечи, так же живо подобрали обломки кракнувшего стула, кинули их к стене, где стоял целый стул, и, сунув руки в карманы, замерли в вольно-напряженных позах.
— Видите, в каких условиях существуем, — сказал Вениамину Л. господин за столом. — Жуть! Разве это существование?
Вениамин Л. внутренне поежился. Он не знал, должен ли отвечать. А если должен, не знал, что ответить.
Но его ответ господина за столом, видимо, не заботил.
— Что, — произнес он после непродолжительной паузы, — как самочувствие?
Вениамин Л. снова внутренне поежился. Он снова не знал, что ответить.
Но господина за столом, очевидно, не интересовал его ответ и на этот вопрос.
— Вижу, вижу, — быстро проговорил он, — нормальное самочувствие, сыт, здоров, готов к действию.
— К какому действию? — спросил наконец Вениамин Л.